Андрей Минин - Княжич [litres]

– Режь, янычар. Режь. Докажи, что ты достойный сын своего народа.

– Бутерброд возьми! – сунул мне в руки хлеб с маслом Жук.

– Спасибо, мамочка, – закатил я глаза, выходя на улицу.

– Гав! Гав!

– Держи, разбойник, – потрепал я за голову Шарика, мешающегося под ногами. – Ну что? Проверим наших работничков? – попытался я в шутку усесться на спину своей собаки и был скинут, засмеялась малышня, что каталась на ледяной горке напротив дома, в котором я жил.

– Дядя Семён плюхнулся, ха-ха-ха, – держались они за животы, показывая на меня пальцем.

– Так было задумано, – отмахнулся я от них, уворачиваясь от снежков; начали они шутливую войну, несмотря на окрики приглядывающих за ними женщин.

Выходной. В школу не надо, вот и развлекаются, привыкнув, что я не отмахиваюсь от них, как взрослые, а частенько принимаю участие в играх.

– Покусай их, – подтолкнул я Шарика к детям. – Давай, давай, разрешаю.

Побежал он к ним, а потом развернулся и встал мордой ко мне, недвусмысленно намекая, на чьей он стороне.

– Ах, так?! – развёл я руки в стороны. – Ну, получай, предатель!

«Притяжение» – слетался на мой зов снег, формирую огромного снеговика, выше самого высокого дома на ферме. Приходилось задирать голову, чтобы осмотреть его всего.

«Поступь голема», – заставил я запрыгать в сторону детей своего чудища-юдища, разбегались они с радостными криками, а некоторые храбрецы пытались даже завалить его, тыкая палками.

И тут мой пёсик показал, что он не прикроватная собачка или грелка для ног.

– Ва-а-а! – вырвался из его пасти рёв, увеличился он в размерах на порядок и размазался в воздухе, чтобы нанести с десяток быстрых ударов снеговику, развалив того на части.

Дети разинули рты, как и я, с удивлением рассматривая Шарика, уже принявшего свой обычный облик.

– Эм-м-м… – промычал я, погладив пса, подбежал он ко мне, виляя хвостом и ожидая похвалы. – Ты победил. М-да, – осмотрел я останки голема и народ, выскочивший из домов и показывающий пальцем то на собаку, то на меня. – Пойдем давай, у нас ещё дела есть, – позвал я его за собой, потопав на стройку и делая пометку в уме, всё-таки посмотреть в книгах, кто такие церберы.

После того злополучного обеда у Московитых прошло две недели. Почему злополучного? Так стоило нам отъехать от их усадьбы, как мне позвонил дядя Иван и огорошил вестью, что я женюсь, нашли мне пару из рода Таракановых. Двадцатипятилетнюю барышню по имени Алиса с дочкой семи лет.

Трубку я тогда сбросил и не отвечал на звонки ещё три дня, думая, как выпутываться. Так ничего и не решил, загнали меня родственники в угол. Это их право – выбрать жену, как мне, так и любому другому члену рода. Не взбрыкнёшь. Хм-м… Хотя нет, не право. Так делают редко, но отказаться возможности почти нет, если ты не хочешь оказаться на улице или, того хуже, быть проданным на невольничьи рынки осман.

Тогда-то я и решил, что хватит с меня. Это последняя уступка, на которую я иду. Отныне я буду драться за свою свободу.

Ну и как следствие вскрыл свою кубышку с накопленными богатствами. Деньги, заработанные на подъемах, падениях курса акций, утекали как вода, нагнал я на ферму строителей, нанял китайцев, выкупил новых холопов и не думал на этом заканчивать, лежали у меня на столе челобитные от каторжников, рекомендующие мне тех или иных людей, с кем им пришлось встретиться на шахтах по добыче урана. Просили за них и отвечали головой, уже послал я несколько человек, выкупить их в Москве. Верные люди мне нужны. И чем больше, тем лучше.

Строители же возводили дома, которых требовалось всё больше, разрастался наш посёлок всё дальше. Себя я тоже не обделил, начали поднимать мне усадьбу-крепость из крепчайшего камня, обещая закончить с коробкой к концу лета.

По плану это будет трёхэтажный особняк с четырьмя башнями по углам, на которые могут садиться дирижабли, думал я о будущем. Общая площадь моей крепости составит пять тысяч квадратных метров, планировал я разместить на стенах зенитные установки, сбивающие всякого, кто замыслит что-нибудь против меня.

Я на своей земле. Могу делать, что хочу, и держать любое вооружение, вплоть до тяжёлого.

Очень, очень мне не понравились эти игры с моей судьбой, отныне вычеркнул я из списка своих друзей дядю Ивана. Слишком уж наигранно звучали его утешения из трубки. Слишком он заботился обо мне. Сироп так и лился в уши, открылись у меня глаза наконец. После стольких предательств я больше не могу доверять даже тому, кому верил.

Нужно стать тем, с кем считаются. Тем, кого побоятся тронуть, так как завоняет на всю округу. Не позволю больше вытирать о себя ноги.

– Ну как тут? В сроки укладываетесь? – Ступил я на фундамент своей крепости, очищенный от снега и прогретый промышленными теплопушками.

– Мы держим своё слово, молодой человек, – оторвал взгляд от бумаг руководитель всей стройки. Мужичок в круглых очках на носу.

– Это хорошо, – оглядывал я окрестности и чёткую работу каменщиков, работали они словно заведённые, бегая туда-сюда за раствором. – Может, какие проблемы есть? Пожелания?

– Поменьше отвлекать нас от работы разве что, – рассеянно сказал, что думал, архитектор.

– Хмф, – фыркнул я, заметив, как напряглись мои люди, приглядывающие тут за порядком, и махнул им рукой, чтобы расслабились.

Повезло мне с холопами, что тут скажешь?

– Ну, работайте, – продолжил я свои утренние обходы, идя по расчищенной от снега дороге.

Я, наверно, нанял всех, кого только можно в Сибирске, возводили мне китайцы в своих аляповатых шубах заводик и несколько мануфактур. Пришлось дать несколько серьёзных взяток в канцелярии, но теперь у меня на руках есть разрешение на вырубку леса, сбор ягод, грибов и других даров тайги.

– Господин, господин, – кланялись они мне, выучив всего несколько слов по-русски.

Только Син Ханг знал наш язык, но его я здесь не вижу.

– Семён Андреевич! Я этого не выдержу! – Набежали ко мне очередные жалобщики из нашей школы. – Эти дети совсем неуправляемы. Дерутся, учиться не хотят, сквернословят.

Да. Беспризорников я тоже прибрал к рукам, учатся они и работают, отрабатывая жильё и еду.

Жизнь в Сибири сложная, и так получается, что дети с дальних деревень, разорённых бандитами, потерявшие родителей по тем или иным причинам, никому не нужны. Единственный детский дом не справляется, выделяют на прокорм детей слишком мало денег, и те вынуждены сами искать себе пропитание.

Директриса детдома была рада моему появлению и лёгкой рукой переписала на меня ораву детей от пяти до пятнадцати лет.

– Я же приставил к школе несколько воинов? Обращайтесь к ним.

– Да что они могут? – Всплеснула руками учитель истории.