Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 4. Встала страна огромная

– А то, что своим словом советского офицера, я пообещал гонведам жизнь, если они без боя сдадутся? – возмутился Иванов. – А то, что теперь большинство венгров разбежалось и теперь, при следующей сходной ситуации, десять раз подумают, прежде чем капитулировать? А если теперь, припертые к стенке, они будут драться до последнего патрона, убивая и румын, и русских?

– Война, – пожал плечами румын. – Если они будут стрелять – это хорошо. Тогда и по ним будут стрелять. Рано или поздно – убьют. И этих чертовых мадьяр на земле станет меньше.

– Слушайте, господин лейтенант, как старший по званию и ваш бывший инструктор, говорю вам: бросьте свои местечковые замашки. Ваша врожденная ненависть к соседям-венграм мешает выполнению поставленных перед вашим подразделением задач. Вам, уверен, было приказано идти передовым дозором и вести разведку. Уменьшать венгерское поголовье, даже бывших солдат, в твою задачу не входило. Теперь, из-за вашего, не побоюсь этого слова, подлого обстрела сложивших оружие пленных, вы вполне можете спровоцировать нападение этих разбежавшихся солдат откуда-нибудь из засады. Пусть не на танки-броневики, а на пехоту или обозы. Вы еще заедьте в ближайшую деревню и там повоюйте. С женщинами, стариками и детьми. Ладно. Некогда мне вашим воспитанием заниматься. Но начальству я своему о вас доложу. Поговорим о деле. Вы чьим дозором идете? Ваша часть или наша?

– Смешанная, – ответил нахмурившийся после выговора лейтенант. – Нас к вашей танковой бригаде присоединили.

– Моей?

– Откуда мне знать, господин капитан, – показал гонор румын, – в какой вы бригаде? Тем более, вы, я вижу, бронеавтомобиль на танк поменяли. Я имел в виду, что бригада – русская.

– Да что ж из вас все клещами тянуть приходится господин лейтенант? – вспылил Иванов. – Номер бригады? Или фамилия командира?

– 42-я танковая бригада. Командует полковник Котов.

– Не моя это. Соседняя. Входит в мой 15-й танковый корпус. А где 36-я бригада полковника Персова?

– Откуда мне знать, – насмешливо пожал плечами румын. – Мне, лейтенанту, почему-то позабыли об этом доложить. А вы, что, господин капитан, потерялись?

– Вам бы так потеряться. Мы два дня в окружении воевали. Севернее отсюда. На шоссе Сольнок – Будапешт.

– А, – кивнул румын, – слышал, краем уха. Пока у Гитлера и у Хорти считали, что основной наш удар будет вдоль того шоссе и стягивали туда мощный кулак, мы перестроились и обошли этих дураков с двух сторон. Еще и с юга, из Югославии стукнули. Они теперь, как это у вас, у русских, говорят, в котле.

– Во как! Так это получается – мы наживкой у гансов были? Они ее заглотнули, а потом их самих подсекли?

– Получается. Но это не наше с вами, господин капитан, дело. Наверху виднее. Я всего не знаю. Вы тоже.

– Тут вы, лейтенант, правы. Наверху виднее. Ладно. Вы мне скажите, связаться с моей, с 36-й бригадой сможете?

– Вряд ли. У меня рация еще ламповая. С 42-й могу вас соединить. Только быстро общайтесь. Мне дальше следовать нужно. Залезайте на крыло.

Иванову удалось поговорить со знакомым майором из соседней танковой бригады и узнать, что его часть, понесшая большие потери, выдвигается следом, во втором эшелоне. Майор посоветовал ему спокойно дожидаться своих. О полном разгроме батальона обещал доложить Персову, если не напрямую, так через штаб.

Капитан вернулся в танк, тридцатьчетверка съехала на обочину, освободив дорогу, и румыны поехали дальше; с поля в их сторону с нескрываемой ненавистью смотрели оставшиеся на месте венгры. На месте задержалась меньшая часть сдавшегося батальона, в основном, раненые на телегах и гонведы, решившие переждать огонь броневиков, прижавшись к земле, вместо бега. Среди оставшихся оказался и давешний венгр-переговорщик, раненный осколками в бок и ногу. Иванов поставил танк через дорогу напротив сброшенного венгерского оружия, но высоко на холм уже взбираться не стал. Во избежание очередных недоразумений. Взаимная, мягко выражаясь, нелюбовь румын к венграм ему была известна и ранее, но расстрел безоружных пленников покоробил.

Чаще замелькали самолеты; некоторые снижались, разнюхивая. Один узконосый «мессер» со второго захода дал, промахнувшись, очередь по танку, а потом, развернувшись, прошелся и по венграм, наверное, приняв их за русских.

Танкисты нарубили в посадке крупных веток и прикрыли машину; по очереди теперь, на всякий случай, дежурили возле ДШК. Иванов предложил венграм тоже замаскировать подводы с ранеными, а остальным разрешил вообще укрыться в посадке, плюнув на то, что желающие разбегутся.

Показались танки 42-й бригады, уже уведомленные об Иванове. Шли, не останавливаясь, выдерживая темп марша, спешили. Стоявшие в открытых башенных люках танкисты приветливо махали руками, что-то, неслышное за ревом дизелей и лязгом гусениц, кричали. Съехал на обочину возле танка и остановился штабной автобус; из открывшихся дверей позвал выглянувший офицер. Иванов, скинув телогрейку и оправив под ремнем комбинезон, подошел. Близко с работниками штаба соседней бригады он знаком не был, но знакомые лица увидел. Ему показали карту, и он обрисовал обстановку, как знал, на вчерашние сутки. Его поблагодарили и предложили присоединиться к любому батальону в качестве линейного танка. Или ждать свою изрядно поредевшую часть, ползущую сзади во втором эшелоне. Иванов, естественно, предпочел дождаться своих и доложил о пленных венграх. Что с ними делать? Ему было сказано: выкинуть лишние глупости из головы. Сзади рано или поздно и пехота объявится – вот пускай они с ними и разбираются. На просьбу заменить приемник и поделиться снарядами был очень вежливо и тактично послан пешим маршрутом в неприличном направлении. Куда он спешит? В своей бригаде все получит. За последние дни не навоевался? Вот если бы он присоединился к ним… Словоохотливо и с восхищением, как, вроде, этот план был разработан им лично, молодой лощеный капитан кратко рассказал Иванову, что сейчас берут в клещи крупную германо-венгерскую группировку. Причем, утром перешли в наступление и наши объединенные с союзниками войска со стороны Югославии, куда они добрались через Болгарию, полностью отрезая немцам пути отхода в Австрию. Еще пара дней – и огромный венгерский котел полностью накроется крышкой – ставь на огонь и вари до готовности, вовремя подкидывая дрова и помешивая.

За танками и самоходками потянулись казалось бесконечные колонны грузовиков с пехотой, артиллерией и всем прочим так необходимым на войне снаряжением. Пока тянулись войска, Иванов, чувствуя себя в безопасности, разрешил всему экипажу отдыхать, кто как желает, но далеко и надолго не разбредаться. 42-я бригада прошла, а своя все никак не появлялась. Пришла пора обеда. Под доносящуюся в отдалении канонаду поели прихваченные вчера на складе мясные консервы и сухари, вскипятили на разложенном возле танка костерке котелок с водой, заварили гороховый концентрат, следом чай, после еды закурили. Не фронтовая жизнь, а сплошная черноморская здравница. Вся бы война такой была. Пленных венгров стало еще меньше. Видя, что ими никто не занимается, разбрелись непонятно куда почти все укрывшиеся от воздушных налетов в посадке. К ним сходил Ершов и потом рассказал, что там их осталось десятка четыре, вряд ли больше. Пока спали, разъехалось и большинство телег с ранеными. Осталось только шесть. Ну, правильно, раненым уход нужен. А здесь в поле они окочурятся очень даже запросто, кого и спасти еще можно было бы. В принципе, не танкистов это дело, пленных стеречь.