Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 4. Встала страна огромная

Наконец на востоке снова затемнела приближающаяся по дороге техника. Танкисты встали, надеясь, что теперь-то уж точно, встретятся со своей бригадой. Иванов поднес к глазам бинокль. Твою ж дивизию, а цветом-то техника – серая! Немцы! По местам! Откуда вклинились между наступающими советскими и румынскими войсками отступающие немецкие танки – черт их мутер знает. Да это и не важно. Важно, что теперь делать? На холм взбираться? Удирать по шоссе на запад вслед 42-й бригаде, уже далеко ушедшей? Спасаться через поле? Принять бой, имея в боеукладке лишь девять бронебойных, к тому же с ослабленным метательным пороховым зарядом от полковушки, выстрелов и семь осколочно-фугасных? И чего мы с соседней бригадой не пошли? Патриоты своей части, м-мать ее так. Но об этом сожалеть уже поздно. Еще и приемник, чтоб его, так и не работает. Жлобы они все: и казаки, и соседняя бригада – пожадничали поделиться боеприпасами для общей же пользы дела.

Быстро заняли свои места, Гурин запустил мотор, Ершов заменил в стволе осколочный выстрел бронебойным, Минько медленно, стараясь не привлекать внимания, повернул электроприводом башню в направлении на противника, а Иванов все никак не мог решить, как поступить будет правильнее. Снова выглянул в люк и навел бинокль на приблизившихся немцев, через панорамный прибор обзор был ощутимо скуднее. А панцеров-то не так уж и много. Парочка «двоек» впереди, и за ними пять «четверок». А дальше виднелись только «ханомаги» с пехотой. Пушек, вроде, за собой не тянут – уже легче…

– Принимаем бой, – решился Иванов. – Коля, заводи и разворачивай машину в их сторону; Гена, на «двойки» пока выстрелы не трать, бьешь первую «четверку», потом остальные. «Двойки» и «ханомаги» только осколочными и только, когда «четверок» не останется. Действуем.

Тридцатьчетверка, слегка скрытая прислоненными к ней ветками, повернулась, отряхиваясь от маскировки, и выстрелила в подползшую уже на триста метров колонну. Третий панцер содрогнулся от прямого попадания, но продолжал ехать – пришлось потратить на него и второй дефицитный снаряд. Проехавшие было вперед легкие танки остановились, открыв огонь короткими очередями из своих малокалиберных пушек – целились они метко – по верхней лобовой плите и башне совершенно безвредно зацокали, уходя в рикошет или разрываясь, их неопасные для мощной брони снарядики. «Четверки» начали расходиться в стороны, пытаясь охватить подковой одинокий русский танк. Еще в движении заговорили их короткоствольные пушки – мимо. Оделся рыжим пламенем второй панцер; замер, не дымя, третий, но через распахнувшиеся люки споро посыпался наружу неполный экипаж. Оставшиеся на ходу два средних танка и пара легких разъехались по бокам дороги и пошли на сближение, вероятно, надеясь повергнуть русского толстокожего монстра с близи. Последними двумя бронебойными выстрелами Минько поджег еще одну «четверку» – последнюю уже пришлось стукнуть осколочно-фугасным.

Этот последний средний панцер был обращен к ним передом, и разорвавшаяся на его 50-мм слегка наклоненной средней лобовой плите граната, поставленная «на фугас» его только сильно тряхнула и перепугала экипаж (ждали проникновения вовнутрь смертельного бронебойного снаряда), но нисколько не повредила. Следующий выстрел Гена направил ему в гусеницу и промахнулся – снаряд рванул под самым днищем. Тонкая 10-мм броня не сдержала взрывной волны и крупных осколков: одним из них перебило бедро мехводу, получили легкие, но болезненные ранения стрелок-радист и наводчик. Но сам панцер, прекратив огонь и движение, если не считать пробитого и слегка покореженного дна, оставался во вполне рабочем состоянии. Одна из «двоек», которой некогда было заниматься, подлетела на полсотни метров сбоку к тридцатьчетверке и прошлась несколькими очередями по ее ходовой части, повредив, но не критически, несколько опорных катков с правого борта.

Иванов, раньше времени посчитав, что с последней подстреленной «четверкой» вопрос уже закрыт, скомандовал наводчику стукнуть в надоедливую, как зудящий комар, «двойку», не давая ей зайти в корму, откуда она вполне могла расстрелять гусеницу. Гена развернул электроприводом башню и одной проломившейся через тонкую броню вовнутрь гранатой с неснятым колпачком разнес легкий германский танк буквально, как жестяную банку.

А в это время в еще живой фашистской «четверке» командир экипажа успел занять сиденье механика-водителя, а заряжающий, стянув на пол раненного товарища, сел вместо наводчика. Танк дал задний ход и напоследок выстрелил. Бронебойный снаряд, не успевший достаточно разогнаться в коротком стволе, тем не менее, основательно разворотил левое натяжное колесо тридцатьчетверки вместе с большим отрезком гусеницы. Пока Минько возвращал башню обратно, немец стал разворачиваться, чтобы поскорее выйти из боя. И успел. В этот раз, обычно метко стреляющий наводчик Гена Минько первым выстрелом вообще промахнулся с позорно близкой дистанции, а второй и третий его фугасы рвались на корпусе виляющего по сторонам панцера, ударяя как-то вскользь и не нанося ему ощутимого вреда. Сам же зловредный панцер, убедившись, что основательно обездвижил русского и, не надеясь на большее, просто удирал, резво выбрасывая придорожную землю из-под гусениц, пока не скрылся за своими уже разгоревшимися на дороге менее везучими собратьями. Там же, за клубящимся жирным дымом, временами просматривались затаившиеся прямо на дорожном полотне бронетранспортеры.

Уцелевшая «двойка» где-то затерялась: как Иванов ни крутил по сторонам панорамным прицелом, – обнаружить ее так и не смог. Успел легкий танк проскочить дальше, или вернулся к собратьям – было непонятно. Ершов доложил, что в наличие осталось лишь два осколочно-фугасных выстрела. И все. Кладите зубы на полку. Пробить броню им ни «четверка», ни «двойка», если найдется, естественно, не смогут, а вот если спешатся стрелки из «ханомагов» и со всех сторон навалятся – сжечь или подорвать неподвижную советскую машину смогут очень даже гарантированно. Выбираться наружу, чтобы узнать, что случилось с ходовой – совершенно самоубийственно: из пулеметов однозначно срежут и даже не напрягутся при этом. А ответить им практически нечем: на все бронетранспортеры снарядов не хватит – а еще и один или два танка поблизости пасутся. Одна надежда: что немцы не знают, сколько у них осколочно-фугасных выстрелов осталось, и сами на рожон не полезут. Наступило краткое затишье. Немцы, очевидно, тоже прикидывали варианты.

Во время короткого боя куда-то скрылись от греха и от огня подальше последние подводы с венгерскими ранеными, невдалеке от дороги сиротливо накренилась лишь последняя с павшей лошадью между оглобель.