Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 4. Встала страна огромная

– Володя, ты, я вижу, на меня обижаешься? – спросил после длинной затяжки Персов.

– Да нет, – покачал головой, освобожденной от пропотевшего шлемофона Иванов. – За что мне на вас обижаться, товарищ комбриг? Мне Курлов вкратце рассказал, что приказ, не идти к нам на помощь, пришел неожиданно. Вас самого поставили перед фактом.

– Врать не хочу, это не совсем так. Я заранее знал, что нас ночью повернут на юг. Операция, сам понимаешь, разрабатывалась наверху, но Богомолов был в курсе. Я тоже. Но был вынужден соблюдать секретность. Сам понимаешь. Не мог я тебе сказать, что никакая помощь к вам больше не придет, что полк Кучкина был последним, и что стоять насмерть вам всем придется в буквальном смысле этого жестокого слова.

– Да не переживайте, товарищ комбриг, через силу улыбнулся Иванов. Я все понимаю. Мы наживка, немцы заглотнули, сосредоточили на нашем направлении крупные силы, а их взяли в клещи. Военная хитрость, так сказать. Наживку, правда, большей частью успели сожрать, но это не особо важно. Вторично. Я понимаю, что нашей малой кровью, хотели сохранить большую и, очень надеюсь, что полегшие в качестве наживки погибли не зря.

– Не зря, Володя, в этом ты можешь мне поверить. Я не могу тебе всего рассказывать, не имею права, но пока, по моим данным, операция развивается вполне успешно. Ладно. Поговорим о твоем батальоне. У тебя, я так понял, все танки повыбило? Что с людьми?

– Не знаю, – пожал плечами и затоптал выброшенный окурок капитан. – У меня осколком приемник повредило, еще вчера днем, – пропала связь. Когда немцы в село ворвались – вся оборона посыпалась. Подполковник Кучкин, слышал, погиб, когда атаку от штаба отбивал. У пехоты раций нового образца вообще не было – они между батальонами и ротами телефонные провода по старинке тянули. Ну, постепенно вся связь и накрылась. К вечеру, как я понимаю, уже каждая малочисленная группа воевала самостоятельно. Общее командование полностью пропало. Моя машина возле остатков третьего батальона располагалась. Воевали мы, как и было приказано, до последнего снаряда. А как выстрелы у нас полностью вышли – самостоятельно поехали на склад – пополниться (посланные за ними автоматчики пропали). Остатки пехоты, что вокруг нас еще держались, решили, что мы удираем – и за нами. В общем, когда на складе загрузились – уже стемнело. Стрельба шла со всех сторон, и мы с батальонным комиссаром, кстати, он, оказался, вашим хорошим знакомым, решили прорываться на восток.

– Как фамилия комиссара? – перебил Персов.

– Черкасов. Семен Иванович. Комиссар третьего батальона.

– Черкасов? – удивился Персов. – Действительно мой хороший знакомый. Не знал, что он в полку у Кучкина. Хотя, верно, полк-то в Харькове формировали. Ясно. И что с ним? Жив?

– Не знаю. Мы, когда прорывались, захватили у немцев целехонький «ханомаг». Комиссар со своими бойцами в него набились под завязку. В мехводы я им отдал своего радиста-заряжающего, Голощапова. Потом, уже за деревней, остановились в поле, осмотреться. Темень вокруг почти полная. А по шоссе германская колонна спокойно так тянется, фарами себе слегка путь подсвечивая. Нас не видели. Плотно шли. А у меня полный боекомплект, правда, выстрелы с ослабленными пороховыми зарядами, для полковушек. И сам Черкасов подал мне идею ударить по колонне. Я согласился, но с условием, что он с бронетранспортером участвовать в этом не будет, а двинется, пока я немцев отвлекаю, на юго-восток. Так мы и расстались. Колонну мы знатно распотрошили, это получилось, но потом пришлось, спасаясь от панцеров, перейти через шоссе и двигаться уже на юг. Так что о «ханомаге» и комиссаре – сведений не имею.

– – Ладно, Володя. Давай так. Твой танк не на ходу, видел. Петрищева с ремлетучкой я уже распорядился к тебе направить. Чинись. Если на месте починить смогут – догоняй. У меня сейчас каждая машина на счету. Но если Петрищев решит, что в полевых условиях он с ней не справится – разрешаю действовать на свое усмотрение, по обстановке: или оставайся ее охранять, пока не эвакуируют, либо следуй на попутках за нами, в тыл соваться не нужно – кто-то может не правильно понять твой отход из Монориерду, а я могу не успеть вмешаться.

– Вас понял. Починят – догоню. Я заметил, сколько танков в батальоне у Курлова.

– Во-во. И таких не полных батальонов у меня всего два. Твоего нет. И у самоходов потери значительные. А задачу мне поставили, будто бригада полностью укомплектована по штатному расписанию. И крутись, как знаешь.

– Мне бы, товарищ комбриг, еще рацию наладить и боекомплект пополнить. У меня всего лишь два осколочно-фугасных выстрела остались. И продукты с водой к концу подходят. Одного только курева и хватает.

– Давай без официоза, не на плацу. Все получишь. А пока Петрищев будет тобой заниматься, составь подробный рапорт, о действиях батальона за эти дни. Что знаешь о пехоте Кучкина и Павликова и приданной артиллерии – тоже напиши. Бумагу подкинуть?

– Подкиньте, лишней не будет.

– Ладно. Пошли. Мне еще бригаду догонять нужно.

Захватившие Голощапова с Настей и двумя красноармейцами немцы сами заниматься пленными не стали – отвели обратно в недавно оставленную ими деревню, где передали с рук на руки своим венгерским союзникам. Спасибо еще, случайно оказавшемуся рядом давнему знакомцу Раулю: если бы не он – запросто пристрелили бы, особенно Настю. Но больше Рауль не показывался – не его это дело за пленными следить – очевидно, дальше воевать отправился. До утра их продержали в каком-то сарае с частично проломленной тесовой крышей, где уже ютились в темноте под сотню таких же бедолаг, в том числе и раненных. Среди пленных, как немного позже понял Олег, нашлась какая-то женщина-врач, пытавшаяся хотя бы перевязкой облегчить мучения схлопотавших пулю или осколок. Серьезно раненных здесь не было: немцы их в плен не брали – добивали на месте, но способным передвигаться самостоятельно и не слишком стонущим повезло больше – им еще разрешили пожить. Когда у врача закончились бинты – в дело пришлось пустить оторванные куски нижних несвежих рубах – что же делать?

Самым пока старшим в сарае, как понял из негромких разговоров Голощапов, был майор Павликов, для большинства пленников из харьковского стрелкового полка – чужой. Он же хуже всех себя чувствовал: кроме простреленной на вылет руки и нескольких неглубоких (куски железа до внутренних органов не дошли) осколочных ранений в грудь – сильная контузия от близкого разрыва гранаты. Но советский офицер, очевидно, зачем-то был немцам нужен, и жизнь ему оставили. Во всяком случае, пока.

Настю Олег от себя не отпускал, и когда какой-то незнакомый красноармеец предложил ей пройти в другой угол сарая, где по его словам расположились еще несколько угодивших в плен женщин – она отказалась, предпочитая чувствовать рядом надежное плечо всего лишь день знакомого ей танкиста, вступившегося за нее перед тем странным немцем. Разговаривать было не о чем, усталость взяла свое и прижавшиеся полусидя друг к дружке молодые люди быстро провалились в спасительный сон.