Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 4. Встала страна огромная

– Товарищи командиры, – нарушая субординацию, влез в разговор хитро прищуривший морщинистое загорелое лицо старшина Цыгичко. – А дозвольте мне на эту спорную тему умное слово сказать.

– Говори, – разрешил Карпенко.

– По моему дюже скромному разумению, очень даже можно и волков, так сказать, накормить, и овец относительно целыми оставить.

– Да не тяни ты, старшина, вола за ялду – говори без своих прибауток.

– Как скажете, товарищ капитан. Можно и без прибауток. Ежли посмотреть на дело, так сказать, глобально, то, что имело место? Отвечаю. Имело место очень грубое и позорное издевательство над красноармейцами и одним командиром женского полу без лишения их жизни. Правильно?

– Дальше говори!

– Вы, товарищи командиры, помладше меня будете, вам библию, думаю, в детстве не читали. А там дюже много интересного почерпнуть можно. Особенно в Ветхом Завете. Око за око, например. Чи, кто другому яму роет. Или, вот про Содом с Гоморою там дюже интересно сказано… Вот я и предлагаю сделать с господами мадьярскими насильниками аккурат то, что они сделали с нашими бабами. С женщинами, то есть. Прилюдно. При всех ихних собственных солдатах.

– Ты чего, Цыгичко? Изнасиловать их предлагаешь? – удивленный Карпенко вздернул свои редкие брови, чуть ли не под козырек фуражки.

– А почему бы и нет? С одной стороны – жить они останутся и вы, товарищ капитан, свое офицерское слово сдержите. Полностью. А с другой, от содеянного над ними позора, они и сами не рады будут такой жизни. Га?

– А что, – подхватил идею Иванов. – Интересное, я считаю предложение. Давай, старшина, конкретнее. Насиловать-то их кто будет?

– Дык, сами друг дружке и впердолят, – еще больше прищурился донельзя довольный своей задумкой старшина. – Кто ж еще в их сраки поганые полезет? Они ж католики. Любят всякие представления на библейские сказки устраивать. Вертепы там разные. Вот пущай в Содом с Гоморою и поиграют друг с дружкой. А мы посмотрим.

– Дима, – широко усмехнулся Иванов, – я – за. Поддерживаю твоего старшину.

– Присоединяюсь, – одобрил, Буров. Смеясь, высказали согласие и почти все слышавшие нестандартное предложение старшины офицеры и красноармейцы.

– Товарищи, – обратился Карпенко к стоявшим неподалеку женщинам. – А вас такой вариант устроит?

Женщины пошептались, и Ирина Николаевна, как старшая по званию, высказала общее мнение:

– Хотелось бы, конечно, поубивать гадов, но, ладно, по-библейски – так по-библейски: пускай извращаются друг с другом привселюдно. Но, если они откажутся, – тогда мы категорически за «попытку к бегству».

На том командиры и порешили. Организовать экзекуцию, как это и принято в Красной Армии, поручили ее инициатору, старшине Цыгичко, который с веселым воодушевлением в предвкушении необычного представления и приступил к делу. Взяв с собой всех потерпевших женщин, временно сдавших оружие, и отделение автоматчиков, он подошел к замершему в тревоге строю пленных, догадывающихся, что злобные иваны прямо сейчас решают их судьбу и громко сказал, что ему нужен переводчик. Если таковой добровольно выйдет из строя на три шага – точно останется жить. А вот судьба остальных под большим вопросом… Не все-е-е смогут сегодняшний закат увидеть… Ох, не все-е-е… Как и предполагал старшина из строя, расталкивая товарищей, выскочили сразу несколько солдат. И даже один офицер из числа насильников.

Переговорив со всеми, Цыгичко выбрал наибольший талант, к его удивлению, молодой, который пояснил свое не совсем обычное умение отцом-коммунистом, соратником и чуть ли не лучшим другом Белы Куна, возглавлявшего в приснопамятном 1919-ом году Венгерскую советскую республику и чудом уцелевшего при ее разгроме. Глубоко законспирировавшийся после этого отец молодого солдата с детства тайно учил своего сына языку первого в мире государства рабочих и крестьян, глубоко веря, что он ему рано или поздно пригодится. Похоже, что соратник расстрелянного во времена ежовщины (справедливо или нет – совершенно отдельный вопрос) бывшего председателя Крымского ревкома, руководившего зачисткой в 1920-ом году полуострова от белогвардейской контры (это тогда, а сейчас – заблуждающихся соотечественников), поступил вполне дальновидно.

Старшина вызвал вперед офицеров и женщины, опознали в лицо всех насильников. Оказалось их немного меньше, чем получали скотское удовольствие полдня назад – несколько сволочей подло сбежали на тот свет раньше времени. Насильникам старшина велел построиться в две шеренги, а прочих, не участвовавших в преступлении офицеров вернул в строй. Женщин он тоже поблагодарил за помощь и отослал назад. Чтобы не мешали.

– Ну, господа насильники, – ядовито вопросил Цыгичко и спокойно перевел переводчик, – жить хотите?

Венгры, насупившись и стыдливо потупив виноватые глазки, молчали.

– Хорошо, – кивнул старшина. – Кто жить хочет – пускай скажет, кто нет – может и молчать – его дело. Мы его тут же и расстреляем, потворствуя его же собственному желанию. Плевое дело. Вот ты (он ткнул грязным пальцем в первого) хочешь?

Перебивая друг друга, опознанные офицеры единодушно изъявили желание жить.

– Это хорошо, – похвалил старшина. – Как ваши камрады фашисты говорят – «гут, зер гут». Но, сами понимаете, хотеть жить и жить – две большие разницы, как кажут в нашем прекрасном советском городе Одессе, что у самого Черного моря. Жизнь, ее ведь заслужить надо. А пока вы своими подлыми преступными поступками в отношении красноармейцев женского полу только смертушку себе и заслужили. Причем, мучительную. Вон. Ваши-то подельнички подстреленные, которых уже унесли. То ли выживут – то ли нет. Особенно тот, кому хер на хер дивчина отстрелила.

Количество насильников оказалось нечетным и старшина приказал выйти и стать в этот строй командиру батальона. Растерявший за сегодняшний трудный день весь свой лоск венгерский майор не стал спорить и послушно занял свободное место в коротком строю. Цыгичко удовлетворенно покивал головой и, кликнув двух автоматчиков подойти поближе, приказал им приготовиться к стрельбе одиночными по его приказу. Автоматчики, демонстративно и клацнули флажками переводчиков огня, смонтированными в задних частях спусковых скоб симоновых.

– А теперь, – объявил старшина пленным, – я говорю – а вы выполняете. Два раза я повторять не буду. Уговаривать – тоже. Кто не сделает, что я скажу, – его убьют. Тут же. Даже не отводя до стенки. Я не шучу. Приступим. Всем снять шинели. Так. Дюже хорошо. Послушные хлопцы. Хоть и мадьяры. Всем спустить до колен штаны и трусы чи что там на вас надето. Не хотите? Ваше дело.

Цыгичко спокойно махнул рукой в сторону правофлангового передней шеренги: