Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 4. Встала страна огромная

Навстречу Катукову с севера Сувалкского выступа довольно успешно прорывался почти аналогичный по составу танковый корпус генерал-лейтенанта Кривошеина, того самого, что в 1939 году вместе с погибшим во Франции Гудерианом принимал совместный советско-германский парад в польском Бресте. Вполне успешно прорывался. До начала наступления разделяло оба корпуса, если смотреть по карте по прямой – около 40 км, но если принимать во внимание изгибы дорог, особенности рельефа и прочие неблагоприятные условия – то и все 50.

Относительно легко взломав первую полосу германской приграничной обороны, Катуков выслал вперед и в стороны усиленные дозоры: тридцатьчетверки с десантом на броне и модернизированные бронеавтомобили БА-12. Один такой дозор из двух броневиков и трех танков настороженно, хотя командиры экипажей и выглядывали с биноклями из башенных люков, пылил по проселочной дороге, ныряющей то вверх, то вниз по холмам и лощинам между полей и небольших посадок. Следом, в полукилометре, не теряя их из виду, ползли основные силы.

Навстречу дозору повстречался немилосердно настегивающий лошадей быстро мчащийся, подпрыгивающий на ухабах, обоз из явно армейских фургонов, с ездовыми в армейских германских куртках. Завидев пылящие навстречу бронемашины, немцы сперва, должно быть, приняли их за своих и знаками просили принять с дороги вправо. БА-12 с дороги съехали – побоялись застрять на груженых повозках и массивных битюгах. Но танковый взвод, вынырнувший из пыльного шлейфа следом, не снижая скорости, разметал и подмял под себя, хищно пережевывая широкими гусеницами, и лошадей, и обозные телеги с грузом, и не успевших спрыгнуть с передков ездовых. Кое-кто из танкистов в глубине души пожалел лишь жалобно от боли и ужаса ржущую невиновную ни в чем вражью тягловую силу. Но, что было делать? Приказ – вперед!

После поворота вокруг очередного поросшего деревьями холма, слева, примерно в километре, показалась идущая пешим маршем по параллельной дороге вражеская колонна, судя по длине, батальонная. Дозор на нее отвлекаться не стал, лишь уведомил по рации комбата. Напряженный в ожидании возможной засады короткий путь через небольшой лесок. На выходе, через широкий луг, примерно в полутора километрах, – околица небольшого села. Над одно- и двухэтажными, утонувшими в зеленых садах железными, тесовыми и даже соломенными крышами – гордо нес сверкающий позолотой под послеполуденным солнцем крест небольшой кирпичный костел. Дозор остановился. На околице нагло рыжеет свежевыброшенная глина; не на месте зеленеют явно что-то прикрывающие, уже слегка подвявшие ветки; совершенно не заметно мирных селян.

Видны плохо замаскированные позиции пушек, пулеметные гнезда, какая-то местами проглядывающая серая техника между построек, заборов и зелени. Комбат, выслушав командира дозора, приказал самим в село не соваться – ждать подхода всего батальона. Скоро дождались: три танковые роты уверенно выползли из леса и спокойно развернулись сзади, охватывая населенный пункт растянутой в ширину подковой.

Комбат сверился с картой: самый удобный и быстрый путь лежал только через село. Слева мешала делавшая там петлю речка, справа довольно близко подступал лес. Подошли машины с автоматчиками и минометчиками; не показываясь из-за деревьев, выгрузились на обочинах лесной дороги. Подтянулся дивизион тяжелых самоходок, не прячась, выбрался на луг и равномерно расползся вширь. Дозору приказали отойти назад, а первая танковая рота, построившаяся в шахматном порядке впереди всех поперек проселочной дороги, начала орудийный обстрел подозрительный целей.

Потихоньку пристрелялись. Обнаруженные немецкие позиции неумолимо перемешивались с землей. Кое-где на околице, совершенно безвредно и бессмысленно запыхали огоньки ответных пушечных выстрелов. В селе вместе со стрелковой и пулеметной ротами и еще кое-какими тыловыми службами квартировала рота пехотных орудий: шесть 75-мм легких и две 150-мм тяжелых полевых пехотных пушки. Оба типа орудий были короткоствольными, на устаревших однобрусных лафетах. По одной такой артиллерийской роте имелось в составе каждого пехотного полка для тесного взаимодействия со стрелковыми подразделениями. Откуда-то из глубины села начали пристрелку с закрытых позиций две шестидюймовки. На колокольне, к бабке не ходи, сидел корректировщик. Заработали и тяжелые германские минометы, входящие в состав пулеметной роты: среди расползшейся по лугу бронетехники, то тут, то там, на недолгое время вспухали дымно-земляные кусты разрывов.

Одна из самоходок задрала вверх толстый длинный ствол, доставшийся ей в наследство от пушки-гаубицы МЛ-20, и солидно ухнула по польскому селу. Уже третий ее 43,5-кг осколочно-фугасный снаряд обрушил верхнюю треть колокольни вместе с позолоченным крестом и фашистскими корректировщиками. После этого вся батарея самоходок, скорее для острастки, чем в надежде поразить достойную ее калибра цель, выпустила по селу по полдесятка на орудие, как говорили в прошлую, Империалистическую, войну, «чемоданов».

Еще до того, как последний шестидюймовый снаряд разорвался в деревне, из леса выбежали оставившие кузова автомобилей автоматчики и тесно обсели отделениями предназначенные им танки. Продолжающая, хотя и реже, стрелять с дороги танковая рота тронулась с места и уверенно поползла в село. Вторая рота, построившись в колонну, рванула по зеленому лугу вправо, а третья – влево.

Пытавшиеся огрызаться ожившие немецкие короткоствольные пушки на околице быстро подавили; замолчали пулеметные точки; пригибаясь, выскакивали из окопов уцелевшие под артобстрелом солдаты и бежали спасаться в село. Две германские тяжелые пушки и 81-мм минометы перенесли огонь вслед за танками, похоже, на какой-то из крыш затаился еще, как минимум, один корректировщик с телефоном. Подойдя ближе, танки притормаживали, автоматчики соскакивали с брони и бежали следом за своими машинами. Первые тридцатьчетверки, проехавшись по позициям на околице, обрушивая окопы и вминая в грунт брошенные легкие пушки, вломились с нескольких направлений в деревню.

Тяжелые бронированные махины лязгая траками и яростно ревя моторами, перли, как дикие кабаны через лесные заросли, по польским деревенским подворьям и улочкам, не разбирая, где забор, где сад, где хозяйственная постройка, где стог сена, а где гитлеровская автомашина, армейский фургон или полевая кухня. Крушили все. Жилые дома поначалу старались не трогать (перед наступлением личный состав предупредили, что земля у границы польская и поляков мы идем освобождать, а не захватывать), но если из окон или чердаков раздавались выстрелы, особенно пулеметные очереди, – громили и их: снаряд в окно или просто в стену быстро и четко ликвидировал возникшую опасность. Бегущая следом пехота тоже не зевала, строча на любой чих из автоматов и ручных пулеметов и щедро забрасывая ручные гранаты в негостеприимно встречающие пулями окна и двери домов и сараев.