Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 4. Встала страна огромная

– Ты что, Мишка? – остановил его Матусевич. – Хочешь нашу машину здесь бросить? Мало мы машин в селе оставили? Ты нас под трибунал подвести хочешь? И без того у особистов вопросы будут. Почему бежали? Почему насмерть не бились?

– Не бежали, – поправил его Брыкин, – а отступили по причине возникших обстоятельств. Чтобы сохранить вверенную боевую технику.

– Во-во, – кивнул в темноте Матусевич. – Чтобы сохранить технику. А ты, дорогой наш товарищ, предлагаешь эту самую боевую технику просто посреди поля бросить. Это особисты как расценят?

– Ладно, хлопцы, – вздохнул Брыкин, – показывайте, что там у вас. И, кто-нибудь, сядьте на всякий случай к ДШК.

Поломки к их общему везению никакой не оказалось. Просто в одном наружном баке закончилась солярка, а наводчик и заряжающий не сообразили, как переключиться на питание из следующего. Примерно через час блужданий по полям, пробираясь между балками и заросшими деревьями холмами, они выбрались на плотно укатанный колесами проселок. По дороге гусеничные машины пошли веселее и еще через время выехали на асфальтированное шоссе. Почти спасены. Компаса ни у кого не было. Ярко смотревшие с неба звезды никому ни о чем не говорили. Где там, мать ее, полярная звезда, туды ее в качель? Посовещавшись, они повернули машины налево, рассудив, что восток должен быть в той стороне.

Проехали какой-то дорожный указатель с ничего не говорящим им названием – карты ни у кого тоже не имелось. За ним показался погруженный в темноту населенный пункт и какой-то смутный завал перед ним. Первой шла машина Матусевича и Телевного, как, можно сказать, вооруженная: Витя караулил наверху у зенитного пулемета. Брыкин, не способный одновременно управлять танком и его вооружением, двигался следом.

Внезапно от освещенного фарой завала на дороге ударила пулеметная очередь.

– Вы там что, охренели? – заорал Телевной, пригибаясь в люк и оставив снаружи только прикрытую турельной установкой ДШК голову. – Мы свои, мать вашу! Глаза, славяне, разуйте!

Матусевич резко остановил машину и Брыкин едва не ткнулся ему в корму. От завала что-то непонятное прокричали, и опять ударила очередь. Пули горохом сыпанули по броне, разбитая фара погасла. Телевной спрыгнул внутрь; дернув рукоятку, опустил клин башенного орудия; отработанным движением вставил в распахнувшийся зев казенника выстрел, с не снятым с взрывателя гранаты колпачком, и перелез на место наводчика, снимая башню и пушку со стопоров.

– Ну, что, Саня, я им вмажу? Научу, что Красную Армию нужно вежливо встречать.

– Вмажь. Только откуда здесь венгры? Не пойму. Не должно их тут быть. Или они и здесь наших врасплох захватили? Хрен разберет.

И Телевной вмазал. Сооруженный на скорую руку завал из каких-то бревен, досок, мешков с землей и непонятно чего влетел вверх и, разметываясь ударной волной на более мелкие части, ухнул вниз, оставив за собой мутное пылевое облако, различимое под начинающим сереть предрассветным небом даже без освещения. Телевной опять зарядил пушку и слегка подправил прицел. Но второй выстрел не понадобился. Над остатками разбросанного завала замахали хорошо видимым в начинающей сереть темноте белым платком. Настойчиво замахали.

– Они, кажись, сдаются, – сообщил Телевной Матусевичу.

– Вижу, – ответил Матусевич.

– И что делать будем? Мне больше не стрелять?

– Погодь. Не стреляй.

– И что? Как мы их втроем в плен возьмем?

– А ну, сообщи Брыкину, что тут происходит, а то он сам кроме нашей бронированной задницы, думаю, ни черта впереди и не видит.

– И как я ему сообщу? У него ведь шлемофона нет. Каким местом он из приемника услышит? Предлагаешь мне наружу вылезти и к нему подбежать? Так еще подстрелят те дурни.

– А ты командирский люк подними, высунься, спина от венгров будет прикрыта и покричи Брыкину. Может, он тебя наверху заметит и тоже голову высунет.

Примерно так все и произошло. Передав Брыкину приказ Матусевича оставаться на месте, Телевной снова переместился на сиденье наводчика. Они с ефрейтором еще раз прикинули ситуацию и решили приблизиться к вроде бы сдающемуся противнику. Подъехали. Остановились от полуразрушенного завала в полусотне метров и опять заспорили, как вернее поступить. Их сомнения разрешили сами венгры. Они неожиданно высыпали под белым флагом вперед, демонстративно, на виду у танкистов, сложили в кучу на левой обочине дороги свои винтовки и, отойдя от них, выстроились в ряд с поднятыми руками; было их одиннадцать человек.

– Во дела-а-а… – протянул Телевной. И что дальше?

– А дальше, ты наведи на них пушку, а я вылезу наружу и попробую пообщаться. Может, пойму что-нибудь. Если в меня шмальнут – бей по ним сразу. И если я упаду – обо мне не заботься – бей их гадов, не приближаясь. А что там связь? Ни к кому пробиться не можешь?

– Не а. Ни кого отсюда не слышу. Только пробовал.

Матусевич прихватил ППС, выбрался через люк мехвода перед башней, еще раз внимательно осмотрелся и слез на дорогу. Перебросил ремень автомата через плечо, оттянул назад, до щелчка, затвор, положил палец на спусковой крючок и настороженно пошел в сторону венгров по правой стороне дороги, стараясь не закрывать Телевному сектор обстрела.

Подошел. Венгры молчали.

– Ну, чего, – обратился к ним Матусевич, держа под прицелом взведенного ППС, – сдаетесь, что ли?

В ответ ему что-то пролопотал немолодой венгр в распоясанной шинели. Что он, мать его говорит? Вот язык дурацкий. Ни хрена не понятно.

– Я говорю, «капитулирен», что ли? Вспомнил нужное, совершенно неизвестное ему при изучении немецкого языка в школьные годы в белорусском городе Гомеле и услышанное только с наступлением боевых действий, слово Матусевич.

– Йа! Йа! обрадовался венгр. – Капитулирен! Капитулирен!

– Хенде хох! – зачем-то добавил Матусевич – венгры еще выше вскинули вверх уже поднятые руки. – Зольдатен? Сколько зольдатен в поселке. Э-э-э… Дорф?

– Найн ди дорф, – помотал головой венгр. – Дас из айне штадт.

– Чего? Город что ли? – вспомнил еще слово Матусевич. – Какой это штадт?

– Дас из Надьката.

– Надьката? – вспомнил дорожный указатель «Nagykata» ефрейтор. – Будапешт?

– Будапешт, – махнул рукой венгр не в сторону все больше проступающего из развидняющихся сумерек городка, а гораздо левее.

– Сколько зольдатен в вашей Надькате? – для большего понимания собеседника Матусевич, левой рукой стал показывать ему-то два пальца, то всю пятерню, силясь вспомнить нужное подзабытое слово. Но венгр его понял.

– Унтемин.

Теперь не понял Матусевич:

– Чего? Что за «унтемин»? Батальон?

– Найн батальон, – не согласился венгр. – Драй унтемин дас эст батальон.