Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 4. Встала страна огромная

– Вы что же это, с-сукины дети, творите? – заорал, перекрикивая звуки близкого боя Иванов, делая вид, что он не замечает направленные на него черные зрачки стволов и заостренные штыки. – Куда бежите, мать вашу, дурьи бошки? Хотите, чтобы немчура вас в спины перебила? Деревня окружена. У нас снаряды кончились и мы…

– Тебе, капитан, хорошо, – грубо и громко перебил его вышедший вперед худой верзила с небритым костлявым лицом и трехлинейкой взятой на руку. – Сел в танк и поехал. А нас, значит, помирать оставляешь? Хочешь, чтобы мы твою железную задницу своей голой грудью прикрывали, пока ты тикаешь? – съязвил он. – Хорошо придумал. Нечего сказать.

Слегка размахнувшись и все еще продолжая высказывать свои надуманные бредовые претензии, верзила шагнул вперед и неожиданно послал игольчатый штык винтовки в живот Иванову. Не ожидавший такой развязки капитан не выстрелил, а лишь успел в буквально в последний момент отбить коротким автоматом вбок метнувшееся к нему с забитыми засохшей грязью долами длинное жало. За спинами сгрудившихся красноармейцев спасительно бахнула винтовка, каска надо лбом верзилы внезапно вспучилась вокруг пробитого изнутри отверстия, вниз, на лицо, брызнула кровь, и он, не вскрикнув, уже мертвый, повалился по инерции вперед.

Иванов, направил ППС, в магазине которого оставалось, как он понимал лишь несколько патронов, на остановившихся перед ним загнанно дышащих красноармейцев, ожидая, не собирается ли еще кто из них продолжить задумку верзилы. Гневно расталкивая руками и плечами бойцов, к нему пробрался Черкасов.

– Правильно, что ты его грохнул, – сказал он капитану, глянув на вытянувшееся у его ног длинное тело, еще подергивающее в агонии одной ногой.

– Да я в него не стрелял, – открестился Иванов. – Не успел. Это-то кто-то из ваших помог. Спасибо ему. Иначе бы мне, скорее всего, капут был бы. Проткнул бы гад. Ладно, не об этом сейчас речь. Снаряды у нас вышли, Семен Иванович. Все. Посылал на склад бойцов – не вернулись. Решил сам съездить – пополниться. Опять же, в руках много не принесешь. А ваши бойцы, товарищ батальонный комиссар, видно решили, что мы драпаем?

– Видно решили, – согласился Черкасов. – А что они еще могли подумать? Ты ж нас не предупредил, что только на склад и обратно.

– Не подумал впопыхах. Теперь вижу, что виноват. Что будем делать?

– Позиции свои мы так и так оставили. Деревня, как я понял, окружена. Вопрос, насколько плотно? Сдаваться – резону нету. Думаю, где-нибудь переждать, пока совсем потемнеет и все-таки попробовать прорваться на восток. Стоять здесь насмерть, как приказывали, уверен, – теперь бесполезно. Что там умники в штабе замыслили – не знаю. Но в подход основных сил уже вериться с трудом. Даже мне. Теперь, я считаю, нужно по возможности сохранить людей.

– Согласен, – кивнул Иванов. – Тогда давайте вместе двинемся к складу. Если немцев там еще нет, и удастся разжиться снарядами – у нас будет больше шансов прорваться.

– Бойцы, – обернулся комиссар к сгрудившимся вокруг них красноармейцам, – все слышали? Танкисты никуда не убегали – они на склад за снарядами поехали. Приказываю: построиться в колонну по три и бегом двигаться в сторону склада. За капитаном. Матушкин, Бурко и Переверзев – замыкающие, – ткнул пальцем в солдат, – поглядывать назад. Кто с пулеметом или гранаты остались – в первые ряды. Настя, держись в середине. Не высовывайся, – и зачем-то добавил по-кавалерийски: – Марш, марш!

Первой до подворья, где еще вчера в крепких амбарах и погребах разместился полковой склад, добралась тридцатьчетверка. Красноармейская охрана склада частью была перебита, частью разбежалась; по двору и хозяйственным помещениям разбрелись, знакомясь с невысокими штабелями трофеев, фашисты. Не больше десятка. В доносившемся со всех сторон шуме они не разобрали по рокоту дизеля, что на подходе не их арийский панцер, а русское непробиваемое чудовище. А потом уже было поздно. Взбешенным слоном проломившийся через деревья с соседнего двора приземистый широкий танк сразу открыл огонь из двух пулеметов: замелькал огонек справа от пушки и звонко, хоть и реже, затарахтел крупнокалиберный зенитный. Немцы, кто уцелел, и не подумав отстреливаться, бросились врассыпную.

Губин осторожно отпихнул лобовой плитой в сторону криво осевший на сгоревшие покрышки обугленный остов зисовской трехтонки и подъехал поближе к амбарам. Мотор он не глушил. Голощапов, держась за рукоятки ДШК, внимательно зыркал по сторонам. Где-то здесь и должны были храниться нужные снаряды, если остались. Искать их выбрался наружу Минько с взведенным автоматом Судаева наготове.

Ему повезло, но не совсем: штабеля деревянных ящиков с бронебойными и осколочно-фугасными выстрелами нужного калибра обнаружились уже в первом амбаре, но, судя по маркировке, они предназначались для полковых пушек. У полковушек были более слабые, по сравнению с его башенным орудием и дивизионками (хоть ЗИС-3, хоть устаревшими Ф-22, хоть вообще царскими трехдюймовками прошлой войны) откатные механизмы и лафеты и, как следствие, заряд пороха в гильзе для них пришлось ощутимо уменьшить. Размер самой гильзы оставили прежним, он подходил для казенника танкового орудия, стрелять было можно, но с пробитием германской брони на большом расстоянии могли быть проблемы. Чем гильза для полковушки отличалась от своей более мощной сестры, так это диаметром фланца. Чтобы никто, ошибившись от незнания или в пылу боя, не зарядил более хлипкую пушку более мощным выстрелом, сам фланец, и проточку под него в казеннике полковушки сделали меньшего диаметра – не воткнешь даже с дури. Вот наоборот – пожалуйста, если родных выстрелов под рукой нет.

Минько включил плоский трофейный фонарик и быстро прошелся между штабелей – ничего лучшего в этом помещении он не обнаружил. Что ж, для начала можно поднести к танку и эти, а уже потом поискать еще. Для одного человека ящик с пятью снарядами был слишком тяжел – он отправился за помощью.

Не успел Минько показаться в дверном проеме, как из черепичного пролома крыши соседнего дома по нему ударила пулеметная очередь. Фашист немного поторопился – пули прошли над головой и выбили щепки из толстых бревен амбара. Танкист, приседая, заскочил обратно. В сторону пулеметчика стал разворачиваться со своей мощной зенитной турелью Голощапов. И моментально передумал, пригнувшись: немец, упустив Гену, перенес свой огонь на него – пули звонко зацокали о прикрывающую танкисту спину броневую крышку люка. Если он продолжит разворот – следующую очередь получит прямо в бок, не успев даже навести на гада длинный ребристый ствол.

Минько откинул у автомата приклад, прижал к плечу, присел и осторожно выглянул наружу – он еще не успел прицелиться, как немецкий пулеметчик снова повернул свой скорострельный МГ в его сторону – первые пули пробили косяк, следующие просвистели в дверном проеме – танкист, спасаясь от смерти, распластался на дощаном полу.