Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 4. Встала страна огромная

До окраины деревни было метров 200 свободного пространства. До ивана, бредущего по дороге – не больше 50. Унтер-офицер внимательно, в бинокль, осмотрел край деревни, часто перепаханный бомбами и снарядами. Уцелевших пушек в первой линии видно не было. И мест, где бы они могли затаиться, тоже. Так, мелькали над землей редкие, перемазанные землей зеленые каски – пехота. На всякий случай командир приказал положить парочку осколочных гранат в русские окопы, чтобы проверить на наличие бронебойщиков – ни кто оттуда не ответил, лишь каски пригнулись. И тогда он по-охотничьи спустил Дитмара с поводка: «Ату его!». Застоявшийся механик-водитель, газанув, заранее наслаждаясь совершенно безопасной охотой на беззубую дичь, двинул послушную многотонную машину в сторону худенькой со спины невысокой черной фигурки.

Танк быстро выполз на асфальтированное шоссе и ускорился. Русский иван услышал и оглянулся, попытался бежать, но куда ему соревноваться с 300-ми лошадьми, рвущими удила, в моторе фирмы «Майбах»? Панцер быстро настигал трусливо убегающего врага. Когда охотнику до дичи оставалось буквально несколько метров, подлый русский неожиданно отпрыгнул влево на обочину, и кубарем скатился в неглубокий кювет. Дитмар, чертыхнувшись на нежелающую достойно умереть русскую свинью, моментально затормозил левую гусеницу и добавил оборотов на фрикцион правой. От резкого поворота тяжелую машину даже слегка занесло на скользком от грязи асфальте. Русский танкист успел подняться на ноги и, кособоко хромая, побежал по бездорожью.

Теперь Дитмар решил задавить его медленно, не ускоряясь, а если получится, в наказание за трусливое поведение (нет, чтобы спокойно сдохнуть, как полагается солдату, пусть даже и русскому) поиграть с ним перед его смертью, как кошка с мышкой. Он повел танк не спеша, все равно у него скорость в разы больше, чем у этого унтерменша. Глупый русский, понимая, что убежать не сможет, все равно упрямо не хотел умирать и постоянно трусливо бросался из стороны в сторону, заставляя уже занервничавшего Дитмара раз за разом промахиваться и менять направление. Командир, беззаботно стоящий на сиденье в своей башенке, опираясь руками в распахнутые на две стороны створки люка, жизнерадостно смеялся и с прусским юмором комментировал, наклоняясь вниз, для заряжающего и наводчика, не имеющих наушников, происходящее «на арене» действо.

У контуженного Брыкина от напряженного бега и прыжков сердце разрывалось на части и норовило выпрыгнуть уже даже не из груди, а из узкого хрипящего горла. Сквозь натужный рев танкового мотора, скрип катков и лязг гусениц, он слышал явно насмехающуюся непонятную немецкую речь. Им мало, что они норовят его убить, эти гады еще и издеваются, им, сукам, весело. Сил спасаться бегством у него больше не осталось – осталась одна ненависть. Брыкин сделал напоследок обманный финт, вправо, а сам отпрыгнул и упал влево. Фашистский танк, обдав его из-под гусеницы грязью, прошмыгнул мимо и тут же стал разворачиваться.

Хрипло дышащий лежа на спине перетруженными легкими загнанный вусмерть советский танкист приподнялся в сидячее положение навстречу панцеру, одновременно доставая из-за пояса перемазанный грязью от частых падений наган и, придерживая его обеими руками начал стрелять, в надежде, что ствол не забился землей и его не разорвет. Ствол не разорвало. Выстрелить он успел два раза, а потом упал на спину сшибленный нижней лобовой плитой панцера на взъерошенную землю. Обрадованный Дитмар, откинул мысль просто развернуться на месте, сразу втаптывая наконец-то настигнутую добычу, возможно еще живую, в податливую почву, он решил чуть проехать вперед, развернуться и аккуратно наехать на упрямого ивана одной гусеницей, лучше, левой, ближней к нему. Но у него за спиной из боевого отделения неожиданно донесся звук падения чего-то крупного, тяжелый «шмяк».

– Он его застрелил! – проник в уши Дитмару снаружи через наушники удивленный вопль заряжающего. – Эта вонючая русская свинья его убила!

Танк развернулся и до глубины своей арийской души возмутившийся смертью командира от руки жалкого большевика Шварц разглядел в свой смотровой прибор, что проклятый русский, сбитый на землю, все еще жив, шевелится, жопоголовая свинья, шлюхино отродье. Больше Дитмар Шварц ни о чем подумать не успел. 14,5-мм бронебойная пуля с карбид-вольфрамовым сердечником с расстояния меньше чем в полтораста метров, нельзя сказать, чтобы с легкостью, но пронзила левый борт его танка под верхней частью гусеницы, перед первым поддерживающим катком, аккурат напротив его места. Пробила и вошла ему в бок, проломив ребра, разворотив легкие и задев сердце. Умер герой-танкист кавалер Железного креста 2-го класса не сразу. Несколько минут он еще промучился, на свою беду почему-то оставаясь в сознании до последнего вздоха.

Остальные четыре патрона только что подбежавшая на вызов командира с другого участка пара бронебойщиков расстреляла по башне удобно остановившегося к ним бортом танка и по его моторному отделению. Эти четыре пули тоже не пролетели мимо крупной цели и броню тоже успешно преодолели, но, к сожалению, в некритичных для немцев местах: никого из экипажа больше не задели и в моторе ничего важного не повредили и не подожгли. А вот вторая проворно вставленная снизу в магазин ПТРС обойма пошла результативней – над вентиляционной решеткой моторного отделения панцера пробились наружу быстро растущие языки пламени.

До того, как танк загорелся, оставшиеся в живых танкисты попытались было подменить убитого мехвода и огрызнуться в сторону русских позиций башенным вооружением. Стрелок-радист, привстав со своего места, потянул окровавленное обмякшее, но еще дышащее и стонущее тело Шварца на пол, а наводчик и заряжающий в четыре руки прытко завертели маховики своих механизмов поворота башни на второй скорости. Стрелок-радист только начал умащиваться на липкое от крови дерматиновое сиденье, башня еще не успела повернуться пушкой в сторону русских бронебойщиков, как по панцеру прошлась вторая серия преодолевающих доступную им толщину брони пуль. Заметив в свою боковую щель, прикрытую триплексом, поднимающееся над мотором пламя, заряжающий крикнул товарищам, что если они не желают поджарить свои чертовы задницы – пора убегать. И все трое проворно полезли наружу на правую, невидимую русским, сторону, через боковой башенный люк и между гусениц. Автомат успел прихватить только наводчик, ждущий, когда в распахнутый спасительный проем с невидимой русским стороны проскользнет заряжающий.

Жестко ушибленный броней, но еще живой и даже не получивший переломов лежащий на спине перед танком Брыкин, превозмогая боль, приподнялся на локте, в руке, он даже не удивился, остался зажатый мертвой хваткой безотказный наган. Сбоку из замершего, так и не раздавившего его танка, выбирались наружу черные вражеские фигуры. Одна, вторая, третья… Брыкин, вместо того, чтобы затаиться, взвел большим пальцем мелко рифленую спицу курка, навел плавающую перед глазами в полукруглой прорези мушку на последнюю черную спину и нажал на легко поддавшийся спусковой крючок – немец болезненно прогнулся в пояснице, жалобно взвыл, сделал еще шаг и упал, не переставая вопить. Брыкин перевел дуло револьвера на следующую убегающую цель – выстрел, выстрел – мимо. Услышав, очевидно, свист пролетающих пуль, бегущий вторым германский наводчик повернулся, остановился, перехватил автомат с так и не откинутым прикладом обеими руками и от живота послал короткую очередь в недобитого упертого ивана. И на этот раз добил. Двух убегающих от разгорающегося танка гансов в свою очередь спокойно снял из СВТ-38 работающий на этом участке снайпер. С трех выстрелов снял.