Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 4. Встала страна огромная

Чертыхаясь на засевшего под крышей ганса, спустился в башню Голощапов и перелез на сиденье наводчика. Олег быстро повернул башню электроприводом в сторону огневой точки, нашел в оптический прицел нужный пролом в развороченной во многих местах черепичной крыше, подвел к нему уже вручную перекрестье и нажал на спуск – громко затарахтел, позванивая сыплющимися друг на дружку в брезентовый гильзоприемник пустыми гильзами спаренный пулемет. Олег, мягко работая маховиком горизонтальной наводки, прошелся из стороны в сторону. Прекратил огонь, чуть опустил ствол и опять застрочил уже в другом направлении. Немец не отвечал. Не факт, что ганс убит, мог успеть отползти и, как только они начнут грузить снаряды, если Генка их найдет, ударит опять.

– Слушай, Колька, – заговорил Голощапов. – Я не уверен, что тот ганс не успел смыться и потом снова не станет по нам шмалять. Нельзя его там оставлять. Снеси к чертям собачьим эту мадьярскую постройку. Сможешь?

– А чего, Олежка, – внимательно оглядел в смотровой прибор стоящий перед ним одноэтажный кирпичный дом Гурин. – Снести-то могу. Это дело не хитрое. Выложен он не больше чем в один кирпич. Вот только чтобы гусеницу не порвать, когда развалины утюжить буду. Эх! Была – не была. Закрой люки и пушку назад отверни.

Но таранить дом им не пришлось. На подворье забежали красноармейцы во главе с их командиром. О том, что с крыши бил пулеметчик, они не знали, но занимали двор настороже, прощупывая подозрительные места глазами и держа оружие наготове. Тяжело раненный еще первой очередью немецкий пулеметчик лежал ничком, не чувствуя боли из-за перебитого пулей позвоночника рядом со своим упавшим скорострельным оружием. Был он один. Его второго номера убили во дворе, третий был ранен еще перед деревней, а он сам, зайдя в этот чертов дом, не успел убежать вместе со всеми, а потом, от глупого и не нужного геройства решил отомстить. Ох, и отомстил. Обоих русских прошляпил. Они живы, а он так глупо на пулю нарвался.

Голощапов, пересевший на место командира, покрутив панораму, заметил появившихся во дворе красноармейцев. Немец по ним не стрелял.

– Стой, Коля, – велел он. – Командир пехоту привел. Теперь живем. Немчик, если и живой остался, теперь и носа не высунет. Хрен с ним.

Из амбара вышел Минько.

– Капитан! – крикнул он. – Пока нашел выстрелы только для полковушки. И бронебойные, и с гранатами. На этом складе других нет. Я пробегусь, по другим пошарю, но пока, думаю, можно, на всякий случай, поднести и этих, чтобы время не терять, если ничего не обнаружу.

Капитан дал добро. Коля Гурин сдал танк задом поближе к нужному амбару и перелез в боевое отделение; Олег Голощапов встал на своем сиденье у ДШК, повернув турель так, чтобы ни пулемет, ни поднятая крышка не мешали приему снарядов. Гена Минько показал зашедшему в амбар с солдатами пехотному старшине, какие ящики выносить и быстрым шагом отправился (а вдруг?) на поиски родных выстрелов. Красноармейцы парами выносили тяжелые зеленые ящики и складывали невысоким штабелем под гусеницей танка. Не дожидаясь результатов поисков наводчика, Иванов велел начинать погрузку выстрелов с осколочно-фугасными гранатами – для них сейчас большой заряд пороха не важен, на дальность стрелять в ближайшее время вряд ли придется.

Руководить погрузкой взялся Голощапов. Трех красноармейцев он позвал на танк, снизу им передали ящик. Олег велел солдатам достать ветошь из укрепленного на надгусеничной полке ящика с инструментами, и они принялись за дело: обтирали снаряды от густого пушечного сала и передавали ему. Он опускал унитарные выстрелы в башню, там их подхватывал Коля и, вставив в вертикальные гнезда укладки, привычно фиксировал зажимами. На полу ждали своей очереди еще пустые чемоданы.

– Ни черта больше нет, – крикнул вернувшийся в скором времени Минько, – грузимся под завязку этими. – И полез на танк помогать.

Все спешили. Начало темнеть. Часть красноармейцев осталась караулить двор и помогать танкистам, а часть Черкасов послал осмотреть другие помещения складов и вынести наружу, если найдут, гранаты, цинки с винтовочными, пистолетными и крупнокалиберными патронами, продукты, годящиеся на сухпайки, индивидуальные пакеты. Иванов и Черкасов закурили, наблюдая за погрузкой танка.

– А ты знаешь, капитан, – кто тебе штыком кишки хотел выпустить? – спросил комиссар.

– Кто? – глубоко затянулся папироской Иванов.

– Смеяться будешь, – добродушно, снимая нервное напряжение, усмехнулся невысокий плотный Черкасов. – Сосед это мой. Бывший. Представляешь? По мирной жизни. Под нами, подлец этакий, жил. Я его еще в до войны знал, как дюже мерзопакостного типа. В той квартире до него профессор с семьей обитал. А как профессора в 39-ом арестовали, так этого Гундякина, фамилия как раз по нему, туда по ордеру и подселили. С семьей. А там в то время еще жена профессора оставалась. И сын. Так эти Гундякины, мне жена рассказывала, моя жена, попробовали было права качать, личные вещи там, мебель какую-то у прежних хозяев захотели экспроприировать. Так парень один, Саша Нефедов, уже из моей квартиры, здоровенный такой бугай, шофер, их быстренько на место поставил. Не побоялся (это еще до сталинского постановления «Перестать заниматься херней» было). Как шелковые эти суки потом ходили, пока сам Сашка не сгинул, похоже, там же, где и профессор побывал. Кстати, сам-то профессор, Лебедев его фамилия, через полгодика примерно вернулся, в институте своем восстановился, через время добился и выселил из своей квартиры всех к нему подселенных, в том числе и Гундякиных. А теперь этот мерзопакостник сам на пулю напросился и сгниет в безымянной могиле венгерской земле. Да-а-а…

– Так вы что, товарищ комиссар, из Харькова? – спросил Иванов.

– Ну, ты и спросил. А откуда же, если наш стрелковый полк в Харькове формировался? Из него родимого. Из него. И раз уж мы с тобой, капитан, сейчас нашли время тришечки побалакать – я тебе еще об одном нашем с тобой хорошем общим знакомом расскажу. Еще больше удивишься.

– Расскажите. Любопытно.

– Комбриг твой. Полковник Персов Исаак Менделевич.

– Я знаю, что он из Харькова, – забыв субординацию, перебил Иванов. – Еще в Польше узнал. У него еще, тоже удивитесь, оказался общий знакомый с моим мехводом тоже харьковским, Колей Гуриным.

– Ладно, – теперь уже перебил Черкасов, желая побыстрее поделиться своей историей, – про твоего мехвода я потом выслушаю, а сначала давай все-таки я тебе расскажу, откуда я с твоим комбригом знаком.

– Извините, товарищ комиссар. Откуда?

– А это сын соседей уже из моей квартиры. Представляешь? С 32-го года мы вместе с его родителями бок о бок живем. Исаак, конечно, по гарнизонам со своей семьей все время мотался, но и к старикам в Харьков частенько заглядывал, когда по делам службы приезжал. Я так понял, он на завод наш частенько наведывался, где вместе с паровозами, большой тайны не открою, и танки делают. Твой, между прочим, – комиссар кивнул на тридцатьчетверку, – тоже оттуда родом.