Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 3. Отложенная война

Над обоими дулами из-под низко надвинутых чужой формы касок напряженно смотрели безжалостные глаза; напряженные пальцы замерли на спусковых крючках. Лева буквально спинным мозгом почувствовал, что одно его подозрительное движение, и два указательных пальца, уже полностью выбравшие люфт спусков, мгновенно сдвинутся еще чуть назад, после чего его собственная широкая грудь будет насквозь пробита двумя остроконечными пулями. И заштопать такие дырки уже вряд ли получится. Он замер, боясь глубоко вздохнуть; слегка нагнулся; преувеличенно медленно положил свой карабин на землю и услужливо поднял вверх руки, постаравшись придать лицу испуганное и услужливое выражение. С левого боку подошел еще один фашист, нацелив на него висящий на ремне через плечо короткий автомат с голым, в отличие от советских пистолетов-пулеметов, тонким стволом.

– Ву зын ди ваффе? – непонятно для Левы спросил фашист с автоматом, судя по широкому серебристому канту на погонах, хоть и не большой, но командир. Унтер?

– Нихт ферштейн, – вспомнил Лева давние уроки немецкого.

– Бист ду эйн артыллерыст? – ближе подошедший немец потыкал пальцем ему в скрещенные пушки на погонах.

– Йя, йя, – угодливо закивал головой Лева, услышавший знакомое слово. – Артиллерист, артиллерист.

– Ву ист дэнэ хаубице?

– А-а! – дошло до Левы. – Гаубица?

– Йа, йа, – одобрительно покивал головой немец. – Хаубице.

Лева решил, что немец хочет узнать, где позиция их батареи; но тянул время, строя из себя перепуганного и неопасного для них тугодума, догадываясь, что когда он им скажет, все, что они хотят услышать – его, скорее всего, просто пристрелят; заодно и зыркал глазами вокруг, усваивая обстановку. Кроме двух немцев, по-прежнему держащих его на прицеле своих карабинов и допрашивающего с автоматом, на небольшую полянку, вышли еще трое: один держал на плече ручной пулемет с небольшого диаметра барабаном сбоку, а двое несли в каждой руке по железному ящичку. Немец с пулеметом поставил свое опасное оружие короткой рогулькой деревянного приклада на землю и полез в карман за сигаретами. Сопровождающие его номера расчета тоже опустили под ноги свои крашенные в серый цвет железные короба и достали собственные мятые пачки, карабины наискосок висели у них за спинами; у пулеметчика на животе, слева от пряжки, дополнительно красовалась большая черная кобура.

– Думэ руссэ, – пренебрежительно сплюнул, глубоко затянувшись, один из пулеметчиков.

– Эр ист кэйн руссе, ер ист юде, – насмешливо хохотнул обладатель пулемета.

Лева догадался, что первый обозвал его каким-то нехорошим словом, как русского, а второй поправил товарища, что он, мол, не русский, а еврей.

– Йя, их бин юде, – радостно и глупо закивал Лева, подтверждая, что он действительно еврей. Трусливый глупый и, самое главное, совершенно для них неопасный еврей.

– Ву ист дэнэ хаубице, шмуцигай юде? – недовольно повторил немецкий командир, подойдя еще ближе и угрожающе тыча Леве тонким стволом автомата в живот.

– Васт ист хаубице? – вытаращив глаза переспросил Лева, замечая, что оба целившихся в него солдата опустили свое оружие, целиком полагаясь на автомат командира; один вообще отвернулся к пулеметчикам и закинул ремень карабина на плечо; другой сапогом отшвырнул подальше вбок карабин Левы.

– Их бин юде, – опять подтвердил Гороховский, глупо вытаращив и без того круглые глаза и, наконец, решил действовать. Не меняя положения ног, он всем своим мощным корпусом повернулся влево и левой рукой широко махнул назад. – Хаубице! Айн, цвай, драй, фир хаубице!

Унтер невольно отвел взгляд от Левы и посмотрел в направлении его машущей руки, правда, дуло автомата он по-прежнему нацеливал ему в живот. Правой рукой Лева ухватил короткий ствол и резко дернул его от себя, направляя на остальных немцев, а левой, сжатой в здоровенный кулак, еще мгновение назад показывающей расположение четырех гаубиц, стукнул автоматчика в лицо под каску, сокрушающим ударом вминая ему тонкие кости носа в глубину арийского черепа. Обалдевший от неожиданной боли фашист, перед тем, как потерять сознание, таки успел нажать на гашетку своего автомата и дружественным огнем прострочить рядом стоящих подчиненных с карабинами. Пробитые круглоголовыми парабеллумовскими пулями солдаты в первое мгновение прикрыли своими телами пулеметчиков и те попробовали было организовать отпор: первый номер потянул вверх свой стоявший прикладом на земле пулемет, а остальные судорожно попытались достать висящие наискосок за спинами карабины.

Лева отобрал кургузый автомат у его свалившегося безвольным кулем на землю обеспамятевшего хозяина и дал непродуманно длинную очередь по пулеметному расчету. Патроны в прямом коробчатом магазине закончились явно раньше времени. Когда затвор автомата замер в переднем положении, к большому Левиному сожалению на ногах все еще оставался стоять первый номер, получивший пулю только в мякоть бедра. Не обращая внимания на рану, он уже держал наперевес свое грозное оружие и отводил назад рукоятку перезаряжания. Не успевая ни подбежать к нему, ни подобрать с земли собственный карабин (кстати, стоящий на предохранителе), Лева со всей своей недюжинной силы просто метнул в сторону врага, как городошную биту, трофейное оружие. Получив в грудь четыре килограмма железа с бакелитом, помноженные на бешеную скорость в квадрате, пулеметчик с вмятыми в легкие переломанными верхними ребрами, выпустил свое опасное скорострельное оружие и с перехваченным дыханием рухнул на спину, как выбитая в городках фигура.

Из шестерых немцев непосредственной опасности больше не представлял никто, но Лева захотел перестраховаться. Он поднял с земли свой карабин, снял с предохранителя и, подходя к каждому поближе, добросовестно прицелившись, аккуратно простреливал голову, бормоча вслух, «привет от юде». Чтобы добить шестого, ему пришлось выдавить в опустевший магазин новую обойму.

Без тени жалости прикончив всех, Лева прислушался и внимательно огляделся: похоже, других фашистов поблизости не водилось. Возможно, это был передовой дозор или разведка. Хозяйственному сержанту пришло в голову, что в вооружении их расчета явно не хватало оружия для ближнего боя с вражеской пехотой. Он снял с мертвого немецкого унтера ремень с черной кобурой пистолета, плоским штыком и двумя трехсекционными брезентовыми подсумками с запасными автоматными магазинами (фляжку, лопатку и котелок он за ненадобностью откинул – такого добра и у самих навалом); сильно переместил на ремне пряжку и нацепил на себя; заменив пустой магазин полным, повесил автомат на шею, не взводя затвор, и закинул наискось за спину свой карабин, снова поставленный на предохранитель. Вытряхнув на траву ранец унтера, Лева вернул обратно только картонные пачки с пистолетными патронами и сигареты, прихватив торчащие у мертвого за поясом две гранаты на длинных деревянных ручках. Обойдя остальные трупы, добавил в ранец (в хозяйстве пригодятся) все гранаты, снаряженные винтовочными патронами обоймы из подсумков, сигареты и патроны в картонных пачках; еще забрал кобуру с пистолетом и подсумок с инструментами для пулемета. В металлических коробках ожидаемо оказались набитые патронами ленты, а в висевшем у одного из убитых за спиной жестяном футляре – два сменных, как он понял, пулеметных ствола.