Б Беломор - К повороту стоять! [litres]

– Вашбродие, господин мичман! – прервал излияния Веселаго матрос-сигнальщик. – С «Русалки» пишут: «занять место в строю, идем в Кронштадт!»

Серёжа опомнился:

– Каблуков, репетуй в румпельное: руль право девять!

– Так что, вашбродие, трубки-то я исправил! – бодро отрапортовал кондуктор. – Можете таперича сами команды подавать, и в румпельном услышат, и в машинном! Немного ещё обождите, я и привод штурвала исправлю. Там забот на рыбью ногу: штуртросы под палубой перебило, срастить, и всего делов!

Серёжа кивнул командиру «Колдуна» – потом, мол, договорим – и поспешно нырнул в рубку.

Веселаго и прочих спасенных с «Колдуна» передали на берег в Военной гавани, где «Стрелец» отшвартовался три часа спустя. Вместе с ними в госпиталь отправили и своих раненых, в том числе Повалишина и старшего артиллериста. Сгрузили на берег и мертвые тела – девять нижних чинов и двух офицеров. У оставшихся в живых не было ни времени, ни сил проводить погибших товарищей как положено: торжественным построением и молебном. Как только смолкли орудия, все, кто держался на ногах, принялись приводить в порядок машины и механизмы. Категорический приказ начальника отряда вице-адмирала Бутакова требовал справиться с ремонтом своими силами, и чем скорее, тем лучше. Всем было очевидно – бой в Северном проливе всего лишь первый из многих; да, русскому флоту на этот раз сопутствовал успех, но это ещё далеко не победа в войне. И даже не победа в кампании – навигация только началась, англичанам ничего не стоит прислать на Балтику подкрепления. Броненосцев у них хватает, даже за вычетом тех, что сейчас в Мраморном и Средиземном морях…

Так что матросам оставалось только с тоской поглядывать на причал, возле которого стоял «Стрелец», на ряд пакгаузов, за которыми располагались улочки с питейными и прочими заведениями. Офицерам было не слаще: распоряжение начальника бригады и авральный ремонт лишали их возможности повидаться с родными и близкими. Приходилось довольствоваться кратким свиданием на пирсе – со слезами, объятиями, торопливыми поцелуями и благодарственными молитвами Николе-угоднику за то, что отец, брат или муж вернулись живыми и невредимыми.

Серёжа пребывал в некоторой растерянности. Согласно приказу выбывшего командира он командовал теперь «Стрельцом». Вестовой, посланный к начальнику отряда с кратким рапортом и просьбой о замене, принес записку: «Некогда, голубчик, вы уж как-нибудь справляйтесь».

Положение исполняющего обязанности командира позволяло ненадолго сойти на берег, хотя бы для того, чтобы отрапортовать о потерях в личном составе, повреждениях и ходе ремонта. Мичман даже обязан был сделать это – распоряжение Бутакова предписывало явиться в Морской штаб с докладом на следующий день, через два часа после подъема флага. Серёже смерть как хотелось воспользоваться оказией и навестить Повалишиных – узнать, как дела у командира в госпитале, успокоить его супругу и, если повезет, встретиться с Ниной. В глубине души юноша ждал, что девушка, подобно женам, матерям, невестам других офицеров, явится в Военную гавань, чтобы хоть мельком увидеться с ним. Увы, прождал он напрасно. Впрочем, горевать по этому поводу было некогда – на мичмана навалилась масса неотложных дел. Старшего офицера, этой палочки-выручалочки командира в любых внутрикорабельных делах, нет: несчастный Вацлав Карлович, прежний старший офицер, погиб в боевой рубке, и заменить его пока некем. Так что Серёжа в сопровождении верного Каблукова (кондуктор оказался поистине незаменим и в бою, и во время авралов) носился по кораблю, составлял списки повреждений, принимал рапортички с перечнем необходимых для починки материалов. И повсюду требовал ответа на главный вопрос: «Когда будет готово?»

Офицеры-сослуживцы, ставшие теперь подчиненными (хотя иные и были старше по чину), с пониманием отнеслись к трудному положению, в которое попал юный мичман, и лишних сложностей не доставляли. В иных взглядах явственно читалось: «Уж лучше ты, дорогуша, чем я!» Серёжа сделал робкую попытку временно назначить старшим офицером корабельного минера, но тот стал перечислять срочные работы, которые без его личного участия непременно встанут: замена разбитого машинного телеграфа, ремонт динамо-машины, забарахлившей от сотрясений при попаданиях и собственной пальбе, срочная ревизия всей гальванической проводки… В запарке мичман не заметил, как стемнело, и опомнился, лишь когда вахтенный сигнальщик явился за приказом играть к спуску флага – этот ежевечерний обязательный, как заход солнца, ритуал отменить не в силах ни аврал, ни срочный ремонт, ни даже внезапный визит на судно члена августейшей фамилии.

Из здания Морского штаба мичман Серёжа Казанков – нет, уже лейтенант Сергей Ильич Казанков! – вышел, обуреваемый противоречивыми чувствами. Во-первых, присвоенный внеочередным порядком, без соблюдения положенного плавательного ценза, чин лейтенанта. Во-вторых, в довесок к чину Серёжа получил официальное назначение на должность командира башенной броненосной лодки «Стрелец». «Не тушуйтесь, дюша мой, – говорил Бутаков, – отличнейше справитесь, невелика хитрость. До сих пор ведь справлялись, верно? Зато – командование кораблём, да ещё во время боевых действий! На войне карьеры быстро делаются, либо грудь в крестах, либо голова в кустах! “Стрельцу” вашему досталось не так сильно, как иным прочим, так что вводите поскорее его в строй, не сегодня – завтра ваши пушки нам понадобятся. За богом молитва, а за царем служба не пропадет: усердно послужите, и к концу кампании, даст Бог, станете капитанлейтенантом!»

Бутаков знал, о чем говорил: он и сам только что получил высочайшее распоряжение принять под свое начало весь броненосный флот Балтики. Вместе с этим долгожданным для балтийцев-броненосников назначением Григорий Иванович получил орлы полного адмирала. Воистину в эти дни всё делалось с непривычной для неповоротливой административной машины, расположившейся под шпицем, стремительностью…

Что ж, теперь он, Серёжа Казанков, официально становится на «Стрельце» «первым после Бога». Передавая бумаги о назначении, адмиральский адъютант поведал, что ночью в Южном проливе был большой бой: «Наши минные катера имели чрезвычайный успех, потопив один и подорвав то ли два, то ли три британских броненосца. В ночных схватках отметились и мониторы, прикрывавшие отход катеров. Большая убыль офицеров, так что адмиралтейство сейчас собирает мичманов и лейтенантов с береговых и вспомогательных должностей, чтобы занять открывшиеся вакансии на боевых кораблях, и особенно – на минных катерах».