Иван Ланков - Охотники за туманом

Громко хлопая крыльями на черенок воткнутой в землю лопаты приземлился сокол. Николай отвязал от лапы свернутое в рулончик послание от боярина, пробежал его глазами, достал блокнот и принялся писать ответ.

Картина произошедшего здесь боя была примерно ясна. Прилетел ковер-самолет и начал кружить над фортом. Уж в это время углублял ров. Он, конечно, иногда оглядывал окрестности, о чем свидетельствовали следы на гребне вала, но атаки с неба совершенно не ожидал. Спохватился только когда с ковра спрыгнула пара евнухов. То, что это были именно евнухи, Роман установил по следам их ног. Не башмаки пехотинцев, не сапоги конных, а именно мягкие тапочки с загнутыми носами. И глубоко вдавленные следы, какие может оставить лишь тучный человек массой за сотню килограмм.

Ужа застали врасплох, но он успел принять решение, занять позицию для стрельбы стоя у щенячьей норы и вступить в бой. Выстрелил из ружья. Скорее всего – промахнулся. Попытался атаковать штыком, но был сбит с ног ударами огненных плетей, а потом добит выстрелом в грудь из какого-то большого пистолета.

Прибывшие на ковре потратили на уничтожение форта где-то четверть часа, вряд ли больше. Просто поломали все что могли поломать, наспех свалили все в кучу и подожгли несколькими ударами огненных плетей. Флагшток нападающие срубили, флаг забрали с собой.

Николай задумчиво покрутил карандаш между пальцев.

— Какая-то бестолковая атака, не находишь? Ну прилетели, ну пожгли. А где отряд, чью атаку поддерживали с ковра? Какой практический результат у этого налета?

— Это политика, дядя Николай. Один из визирей, который принимал участие в первом штурме форта доложил, что он одержал здесь победу. Ну или нанес немалый ущерб, что-то в этом духе. А в это время погиб один из визирей у того прорыва, с волшебниками. Начались дрязги за вакантную мантию. Вот, видимо, евнухи и решили узнать что да как. Теперь у них есть и трофей с крепости, и компромат на одного из визирей.

— А мы им, значит, неинтересны? Они занимаются только собой и своими дрязгами?

— Все верно, дядя Николай, — кивнул Роман. — С вами они даже разговаривать не будут. Вы вне системы их статусов. Значит, вас и нет вовсе.

Николай дописал пару строк в записку, свернул ее рулончиком и засунул в футлярчик на лапе Финиста.

— Седлай коней, Ромка. Поедем, проведаем как там дела у Пахома. Что-то мне не верится, что ковер добрался до форта и не обратил внимания на мигрирующий клок тумана с Пагидой.

— А щенки?

Николай чуть помялся… Оставить здесь? А вдруг что случится? Взять с собой? Так там точно случится…А, была не была! Там они будут хотя бы с матерью. А уж Льдинка их в обиду не даст.

— С собой возьмем. А потом, как колонна Березы нас нагонит – отдадим под надзор Бесу или кто там у них сейчас из стрельцов.

Ахалтекинец и араб экономной рысью несли всадников по широкой глиняной полосе, уходящей на юг до самого горизонта. Ветер бил им в спину, небо на севере затягивало тучами.

Группа Пахома за эти несколько ночей успела уйти неожиданно далеко. По опыту первой ночи Николай думал, что Пагида сможет передвигаться максимум на десять секторов за ночь. Уж очень медленно ходили призраки на открытом пространстве, да и заполнение сектора туманом тоже занимало длительное время. Все-таки шестигранник диаметром в сто метров – это не так уж и мало. По прикидкам Николая призрачный минотавр должен проходить примерно километр за ночь. И, значит, должен быть километрах в пяти-шести от Змеиного Форта.

Но Николай с Романом ехали несколько часов, прежде чем впереди показалась знакомая густая тень одинокого затуманенного сектора.

Красноватая глиняная проплешина в степи упиралась прямиком в нее. И никаких следов лагеря вокруг.

Ни самого Пахома, ни кого-либо из его группы не было видно. Или так хорошо замаскировались, или… на всякий случай Николай вытащил пистоль из седельной кобуры, взвел колесцо рычагом и, придерживая правой рукой, положил ствол поперек седла. Коротко глянул на Романа, кивнул и они начали разъезжаться в стороны по широкой дуге. На всякий случай.

Щенок, устроившийся в седельной сумке у Николая восторженно тявкнул. Николай остановился и на всякий случай опустил курок на колесцо пистоля, внимательно оглядывая степь.

Нет, ничего не видно. Только ветер волнами колышет высокую траву.

Щенок тявкнул еще раз. прямо перед Николаем из травы вскочила черная лохматая Льдинка и залилась приветственным лаем. Сердар от неожиданности дернулся в сторону и испуганно всхрапнул. Щенок, повизгивая, забился в сумке, семеня лапками и пытаясь выбраться. Николай аккуратно одной рукой помог ему выбраться из сумки на седло, улыбаясь радостно подпрыгивающей у стремени собаке.

— Поднимайся давай, егерь. Сдали тебя твои подчиненные со всеми потрохами.

Что-то зашуршало, из травы поднялся Пахом. Недовольно стряхнул с плеч земляные крошки и проворчал:

— Ну вот, учишь их, учишь, а потом вот так на мелочах и сыплешься. Здоров будь, ротмистр!

— И я тебя рад видеть. На-ка вот, спусти щенка на землю, пусть с мамкой поздоровкается, — Николай убрал пистоль в седельную кобуру, взял щенка двумя руками и протянул Пахому. Потом повернулся в сторону далеко отъехавшего Ромки, громко свистнул, и дал отмашку.

— От греха подальше. Вы Романа не знаете, а он мужчина резкий, ну как наделаете дел?

— Давай-ка ты тоже не маячь особо, Викторыч. А то тут с утра разведчики летали на ковре-самолете, все выглядывали чего-то.

— Да пусть видят. За нами крупный отряд идет. Воевать будем.

— Да? Ну и славно! Зиновий! Все, хорош прятаться. Разводи костер, гостей встречать будем! — Пахом посмотрел на Николая и виновато пожал плечами – сутки уже без горячего. Хоть поедим нормально!

Через полчаса вся группа – Николай, Роман, Пахом, Зиновий и пара стрельцов – сидели у едва тлеющего походного костерка из спрессованного кизяка, ели, обжигаясь, горячую похлебку на курином бульоне и обменивались новостями.

Роман при встрече обнял Беса – последнего уцелевшего из тех стрельцов, среди которых он появился в этом мире и сейчас о чем-то его расспрашивал. А тот отвечал, скупо жестикулируя и при этом не монотонно, как пару недель назад, а даже с эмоциями в голосе.

— Растут картонки-то, — сказал Николай. — Похоже, ты был прав насчет них, Пахом Евграфыч. Они живые. И они развиваются.

Пахом хмыкнул, прихлебывая суп. Откусил кусок лепешки, прожевал и ответил:

— Вот говоришь – картонка, сотворенный. С программой и без души. А я тебе так скажу – иной раз одушевленный попадается тупее, чем вот эти, — и ткнул ложкой в сторону рассказывающего что-то Беса и молчаливо сидящего рядом с ним второго стрельца, пока безымянного. — И учатся они старательно. И чем больше учатся – тем больше у них свое, личное проявляется.