Дикий Носок - Изгнание [litres самиздат]

«И вовсе он не такой, совсем не похож на своего отца,» – продолжила Стана какой-то ранее прерванный разговор.

«Конечно, такой. Напыщенный, высокомерный единобожник. Вышагивает важно, словно гусь. И что ты в нем нашла?» – парировала Семира.

«И не капельки не гусь. Он такой красавчик. И так смотрит, так смотрит,» – мечтательно произнесла Стана.

«Похоже, кавалеров обсуждают,» – сообразил Фарух.

«Ах, как смотрит,» – передразнила сестру Семира – более бойкая и злая на язык из двух сестер, закатив глаза к небу и притворно вздыхая. – «Неужели он тебе и правда нравится? Он же тебе и двух слов не сказал, только смотреть и может.»

«А вот и сказал. Он приглашал меня посмотреть новый корабль своего отца и даже обещал прокатить вдоль побережья,» – неожиданно заявила скромница Стана.

Семира аж рот открыла от изумления: «Когда же это он успел?»

«Да пока ты копалась в пыльных книжках вчера в лавке. Ты у книжных лотков обо всем забываешь, и не дозовешься тебя. Совсем, как папа. А я пошла в соседнюю лавку, серьги посмотреть. А там он. Ну, мы и поговорили,» – с пылающими щеками пояснила Стана.

«Ух ты, не ожидала от тебя такого,» – с невольным уважением посмотрела на сестру Семира. – «Но мама ни за что не отпустит.»

«Не отпустит,» – уныло подтвердила очевидное Стана.

Брачный рев дикого осла был ничем по сравнению с истошным воплем, раздавшемся из ближайшего окна и вспугнувшего девушек, словно робких птичек. Это заслушавшийся и потерявший бдительность Фарух не заметил, что Лили, решив подравнять его кудри, взяла в руки ножницы и заодно подравняла мясистую мочку уха. Кровь полилась ручьем. Не до конца отрезанный кусочек уха болтался на тонкой кожице, покачиваясь из стороны в сторону, будто диковинная серьга. Перепуганная Лили выронила ножницы, округлила глаза и тоже заорала дуром. Имя предприимчивого кавалера так и осталось неизвестным.

«Значит, Стана влюбилась в какого-то щенка – сына капитана корабля и нашего единоверца. Пустая ерунда, конечно, на дяде стоит доложить, наверное,» – рассуждал Фарух, по случаю полученной травмы осыпанный милостями Анаис и даже приглашенный к ужину. Лили ластилась к нему, как кошка и весь вечер норовила поиграть в лекаря, чему Фарух отчаянно сопротивлялся.

Дядя Идомей отнесся к отчету вполне благосклонно. Хотя, кто знает, что он думает на самом деле, этот каменный истукан.

А через некоторое время Лили слегла. Сначала по телу пошла какая-то красная сыпь, потом появилась слабость и, как следствие, отсутствие аппетита. Лили жаловалась то на боль в боку, то в голове, то везде и всюду. Она лежала в постели вялая и грустная. Пребывающий в ужасе Фарух не отходил от неё ни на шаг. Ведь это он подлил девочке зелье в питьё. Всего три капли, как и велел дядя.

Лекари в недоумении качали головами. Природа болезни была им совершенно неясна. Однако ж, все они сошлись во мнении, что случай не тяжелый и жизни девочки вряд ли угрожает, прописав ей, на всякий случай, полный покой и обильное питьё. Поэтому морскую прогулку, на которую семейство владычиц пригласил богатый единобожник – владелец нескольких кораблей решено было не отменять. Конечно, Лили под присмотром заботливого отца предстояло остаться дома.

«Напрасно ты не осталась дома,» – выговаривала Анаис сестре по дороге к причалу. – «Не пристало развлекаться, когда твоя дочь больна.»

«А, пустое,» – легкомысленно отмахнулась от нравоучений Руза. – «Фарух и так торчит с ней целыми днями. Зачем ещё я?»

К несчастью, Руза не была самой заботливой матерью.

Между тем, день был чудесным. Яркое солнце немилосердно слепило глаза, море искрилось и сверкало, легкий ветерок сдувал дневную жару и освежал, чайки, противно галдя, носились вокруг корабля. Новенький, пахнущий смолой и деревом корабль мягко и пружинисто покачивался на волнах, словно пробка от бутыли вина, готовясь первый раз выйти в море. Ждали только почетных гостей. Чрезмерно взволнованный оказанной ему честью владелец корабля Хамид беспокойно мерил шагами палубу, продолжая то затихающую, то разгорающуюся с новой силой перебранку с сыном.

«Но почему? Почему, отец? Не ты ли всегда учил меня, что надо стараться поддерживать знакомства и хорошие отношения с влиятельными людьми. Мало ли, как жизнь повернется. Они могут быть полезны,» – горячился Навин. У него имелся свой, совсем иной интерес быть здесь, но отцу об этом знать необязательно.

«Это, конечно, так. Но не сегодня.»

«Не сегодня? А когда же? Разве владычицы каждый день бывают на твоих кораблях?» – вполне резонно возмутился сын. Разговор снова зашел в тупик. А с прибытием на причал изящной конной повозки владычиц и вовсе прервался. Оба со всех ног бросились помогать взойти на корабль почетным гостьям.

Символически отпив из узорной чаши вина, Анаис пожелала кораблю удачного плавания и вылила остатки на палубу, как было заведено у моряков при первом спуске судна на воду. Весело и дружно ударили о воду весла. Корабль бойко понесся к выходу из бухты, таща за собой крепко привязанный, подпрыгивающий на волнах ялик.

Прогулка затянулась, и в порт судно возвращалось уже с вечерней зарей. Перебравшая вина Руза, что случалось с ней последнее время чаще и чаще, надо заметить, дремала в кресле. Стана и Семира тихонько переговаривались и хихикали, поглядывая на молодого человека, с которого весь день не сводили глаз. Юный Навин отвечал им тем же. О, молодость! Анаис понимающе улыбнулась. Вдыхая полной грудью морской воздух, она любовалась закатом, стоя у правого борта корабля.

Алан, как обычно, проигнорировал это мероприятие. Анаис уже и не помнила, что она в нем нашла в свое время, что даже вышла замуж? Сейчас муж превратился просто в ещё одного великовозрастного ребенка, который, увы, уже никогда не вырастет. О нем надо заботиться, иначе он, наверное, умрет от голода, копаясь в пыльных манускриптах днями напролет или покроется плесенью, как некоторые из них.

Неожиданный плеск за кормой привлек её внимание. Обернувшись, Анаис с изумлением увидела, как достопочтенный владелец корабля Хамид сталкивает в воду своего сына Навина и, подняв полы цветастого халата, неловко спрыгивает следом сам, поднимая тучу брызг. Подобрав юбки, пораженная Анаис подбежала к корме судна в тот самый момент, когда неизвестно откуда взявшийся амбал втянул в ялик сначала юношу, а следом и его отца. А затем, со всей возможной скоростью, начал перепиливать веревку, которой суденышко было привязано к кораблю.

Вокруг владычицы на корме начали собираться такие же недоумевающие гребцы и только в этот момент она поняла – происходит что-то невозможное, непоправимо страшное, чудовищное.

«Простите, госпожа,» – донесся с быстро удаляющейся лодки умоляющий голос Хамида.