Дикий Носок - Изгнание [litres самиздат]

Шуршание падающих шишек указывало ему дорогу, пока не завело в густой, совершенно темный подлесок. Тут Ефима встретил свистящий шепот спасителя – Балаша.

«Держи,» – сунул юноша ему в руки заплечный мешок. – «Тут немного еды. Идем скорее. Я выведу тебя к горам мимо дозоров, а дальше сам. Не думаю, что Домиар захочет возвращаться назад, чтобы тебя поймать. Но, на всякий случай, беги так быстро, как сможешь.»

«Я знал. Знал, ты меня не бросишь,» – расчувствовавшись, Ефим бросился на грудь спасителю и подозрительно шумно хлюпнул носом.

«Да ладно, ты сам почти все сделал,» – испытывая смущение и неловкость, возразил Балаш. – «Я только стражников вином угостил, с особой добавкой.»

«И, решительно отлепив от себя Ефима, продолжил: «Идем. Нельзя терять время.»

Закинув на плечи мешок, бывший узник посеменил за юношей.

«А лошадку ты не припас?» – немного погодя спросил он.

Балаш аж задохнулся от возмущения. Мало того, что он рискует жизнью, спасая Ефимову шкуру (за время их знакомства уже в третий раз, между прочим) не рассчитывая получить ничего взамен. И сам на себя злится, точно зная, что ни Умила, ни тем более её грозная бабушка, которую он до сих пор побаивается, такого безответственно-глупого поступка не одобрят. С Ефимом всегда так. Так ещё и лошадь ему подавай.

Гневную тираду пришлось оставить при себе. Заслышав хруст раздавленной шишки, беглецы, не сговариваясь, упали, как подкошенные и заползли за поваленное дерево. Дозорные, тихонько переговариваясь, прошли мимо.

«А где ты взял вина с сонным порошком?» – неожиданно спросил Ефим.

«Друг помог.»

«Какой друг?» – не ко времени продолжал интересоваться Ефим.

«Ты его не знаешь. Иноземец. Роменом звать,» – начинал раздражаться Балаш.

Ефим словно в стену с разбега воткнулся: «Роменом, говоришь, звать. И как помог, расскажи?»

«Да некогда, Ефим. Какая разница? Тебе бежать надо. Или шкурой своей дорожить перестал?» – кипятился юноша.

«Есть разница, раз спрашиваю. Это ты придумал? Или он подсказал?» – допытывался Ефим.

«Ну, вообще-то, он,» – задумавшись на секунду, признал Балаш. – «Сказал, что если я хочу помочь другу, то у него есть сонный порошок, чтобы усыпить стражников.»

«А откуда он узнал, что мы друзья?»

«Не знаю. Пойдем уже скорее.» – Балашу было не по себе.

«Стой, нельзя уходить. Именно этого он и хочет. Когда же ты, парень, уже начнешь думать своей головой? Неужели не чувствуешь, здесь что-то не так. С какой стати этому иноземцу тебе помогать? А уж тем более мне?»

«Просто так. Просто он – человек хороший.»

«Просто только кошки родятся,» – отрубил Ефим. – «Я о нем такое знаю. Только доказать не могу. Вертаемся назад.»

«Ты сдурел? Тебя казнят утром.»

«Если все получится, не казнят. Думаю, он решил сделать это сегодня и свалить на меня. Или на нас обоих. Я бы так и сделал. Отличный план,» – совсем запутал Балаша своими пояснениями Ефим и потащил ошеломленного парня назад. – «Скорей, скорей. Только бы не опоздать,» – подгонял он юношу.

Балаш еще пробовал образумить его по дороге. Но Ефим, ведомый своим безошибочным чутьем, несся по лесу, словно взявшая след охотничья собака за лисой. Чуйка эта вела его по жизни, сродни лучу маяка, множество раз позволяя не вляпаться в неприятности, либо выпутаться из них с наименьшими потерями. Кляня себя последними словами за бесхребетность, Балаш, по настоянию Ефима, вернулся к кострам иноземцев, расположившимся несколько поодаль основного лагеря. Здесь его хорошо знали, поэтому и появление юноши никаких подозрений не вызвало. А вот Ромена на месте не оказалось. В точности, как и предсказывал Ефим.

«Может быть, в его словах действительно что-то есть?» – впервые призадумался Балаш. – «Что я, в сущности, знаю о Ромене? Варит самую вкусную похлебку на свете и любит кошек. А откуда у него сонный порошок? Обычные люди такое в карманах не носят. Почему я не подумал об этом раньше?»

Выждав некоторое время (вдруг он всего-то отошел по надобности, да подзадержался), Балаш вернулся к Ефиму.

Лагерь затихал. То тут, то там иногда еще раздавались взрывы громкого смеха или шум оживленной беседы. Но все больше людей разбредались, устраиваясь на ночь в шатрах, палатках или просто под навесами из соснового лапника от дождя. Огонь робко облизывал толстые поленья, подброшенные в костры на ночь, примериваясь к столь основательной добыче. Начинали мужественную борьбу со сном ночные дозорные. Гуськом тянулись к отхожей траншее и обратно в лагерь страждущие, разнообразив её содержимое, регулярно пересыпаемое слоями земли, свежими порциями дерьма на радость жирным, зеленым мухам с лоснящимися спинками.

Служанки Мизы сновали туда-сюда вокруг шатра владычицы, таская чистую воду из озера для омовения или грязную посуду в обратном направлении, подливая масла в светильники или выбивая пыль из ковров. Наконец, перестали мельтешить и они, угомонившись в своем маленьком шатре.

Два маленьких костерка с обоих сторон от входа в шатер Мизы освещали скучающих, тяжело опирающихся на копья иноземных стражников. Они переминались с ноги на ногу, не решаясь присесть. Ведь в любую минуту мог пожаловать Домиар. Он – частый гость в этом шатре. А мог и не пожаловать. Поди, угадай. Вот и маялись на ногах, на всякий случай.

Лагерь окончательно утих. Лишь изредка доносилось конское ржанье пасущихся в степи лошадей, да уханье какой-то ночной птицы. Ромен выжидал. Завернувшись с головой в плащ, он прикидывался спящим неподалеку от шатра владычицы, не сводя с него внимательных глаз. Суматошно бегающие служанки давно закончили дневные труды и забились в свой шатер, словно мышки в норку. Зевающие стражники заступили на ночную вахту. Все замерло, погрузилось в оцепенение, заснуло. Пришло его время.

Длинный, тонкий кинжал приятно холодил бедро. Он разрежет плотную кожу шатра легко, быстро и бесшумно, словно мягкое масло. Почти ежедневно бывая в покоях владычицы Мизы, он прекрасно знал внутреннее расположение. Поэтому без колебаний направился в обход к той части шатра, где находилось походное ложе владычицы. Действуя без малейших промедлений, он вонзил кинжал в кожаное полотнище и рассек его надвое. В свете тускло горящего масляного светильника Ромен увидел прямо перед собой низкое ложе с неподвижной фигурой в центре. Длинные черные волосы закрывали лицо, уткнувшееся в шитую золотом подушку. Всего пара коротких, решительных шагов, и кинжал вонзился в спину владычицы по самую рукоять.

Но слишком уж легко, словно … Ромен резко повернул фигуру за плечо. Набитое каким-то тряпьем и тщательно уложенное платье Мизы смялось и бесформенно обмякло, голова – куколь из того же тряпья, прикрытый длинными, черными волосами до сих пор безутешно рыдающей по ним служанки, откатился в сторону. В то же мгновение кто-то навалился сзади, придавив его к полу и скрутил руки. Откуда-то набежало множество ног, которые только и мог видеть злодей, вжатый лицом в пол. Совершенно ошеломленный, Ромен не сопротивлялся. Это была катастрофа. Его провели, как ребенка.