Александр Лекомцев - Надёжный флюгер. Юмористический фантастический роман-боевик

– Так ты, что, в семье, вправду, одна, Евдокия? – Ни с того – ни с сего, спросил Павел.– Вроде, Никифор Гаврилович говорил, что и братья, и сёстры у тебя имеются. Или мне послышалось?

– Ни одна я, конечно. Старшая сестра Матрёна замужняя… здесь, на хуторе, за Васькой Седым,– ответила Евдокия.– А старшие братовья отступили… от веры. Спаси их Господи! Ушли из наших мест давно, где-то воюют. Только за кого и против кого, никто не ведает.

– Всяко случается,– Афанасий опусти голову,– но я хотел сказать, Евдокиюшка, не о том… Про другое тебе желал сообщить.

– О чём же хотел ты поведать, Афанасий? – С трепетом спросила Евдокия.– Говори, однако. Я выслушаю. Мне приятен твой голос, да и взор.

У неё от волнения перехватило дыхание.

Понятно, что и Афанасий находился и в смущении, и в смятении.

– Поведаю тебе прямо, как на духу,– признался он,– полюбилась ты мне. Запомнилась даже очень.

– Ты мне тоже,– сказала честно и открыто Евдокия.– Так вот тогда собирайся и сватайся. Буду ждать. Тятя моей воле перечить не станет, хотя и законы у нас больно строгие. Но моя воля его желанием станет…

– Я теперь всегда буду в счастье преобладать. Вот сделаю дело, – Афанасий был переполнен радостью,– и вернусь к тебе, Евдокия. Ты же ведь точно меня будешь ждать?

– Да,– Евдокия открыто смотрела ему в глаза,– моё же слово ты слышал, Афанасий. Ведь как сказала, так и сделаю, так и поступлю. У нас тут простое слово клятве равнозначно. Приходи, и мой тятя всё решит.

– Оно понятно,– Афанасий тяжело вздохнул,– но не шибко-то батя твой анархистов уважает. Как бы тут осечка со сватовством и не вышла.

– Я уже говорила, что он так решит, как надобно мне, – заверила Евдокия своего будущего жениха. – Ты же, мил человек, Афанасий, должен будешь веру нашу принять… Христову. Но, может быть, и нет. Отец мой многое знает и понимает. Правда ведь, что у нас живут и такие, кто в Бога не верит или по-своему это делает, так, как у него получается.

– Если надо, то я не против, всё ради тебя одной. Веру вашу приму. Ясное дело. К тому же, я ведь уже и есть православный.

– Православный, да не такой, как мы,– возразила Евдокия.– Правда, у нас на хуторе, в селе, разные живут. Тут ведь так, лишь бы люди хорошие были. Ну, вам пора! И только побыстрее! Промедлите – и в беду попадёте. У нас Питирим, хоть и святой, и шибко грамотный, но ловкий, как чёрт. Прости, Господи! Он, говорят, у атамана Семёнова начальником разведки числился.

Все присутствующие знали и прекрасно понимали, что Семёнов тот ещё… жук. Он по ветру всегда свой нос держал… Но речь не о нём сейчас была, а конкретном построении личного счастья Афанасия, пожалуй, революционного масштаба. Так он считал лично. Но, возможно, и преувеличивал важность предстоящих изменений в собственной жизни.

– Совсем люди российские обезумели. Но я буду таким, родная, каким мне пожелаешь стать, – сказал, как мог, нежно Афанасий.– Я от твоей красоты и доброты великой сдурел. Рукой к тебе только прикоснуться позволь!

– Теперь, тем паче, прикасаться нельзя,– Евдокия была настроена серьёзно. – Потом всё можно будет, желанный мой, но только после самого венчания сокровенного, во Христе. И то ведь любиться и обниматься будем не прилюдно, а так, чтобы никто не видел и не слышал, не ведал, каково нам – радостно или грустно. Это всё для того, чтобы зависть и жалость к нам людскую не порождать. Грех такое…

– Я вас, молодых, от души поздравляю, малина-земляника,– сказал Павел и уже конкретно обратился к Евдокии.– Ты скажи нам, как в сторону Верхней Экони быстрее и ловчее пройти.

– Очень просто,– пояснила Евдокия,– Обходите озеро Чукчагир не с левой, а с правой стороны. Сбережёте два дня.

Она немного помолчала и сказала:

– Если вам всем худо станет, то бросайте вы свои богатства и заботы странные и возвращайтесь назад. В наше селение. Всех примем! А если и понадобится, то и уйдём отсюда вместе с вами в ту Россию, где каждый каждому нужен и любим. Страна ведь эта рядом. Только не каждый видит распахнутые ворота туда.

Слёзы заблестели в глазах Юлии. Она обняла Евдокию и произнесла:

– Евдокия, Афоня – мировой парень. Уж если полюбит, то на всю жизнь. Я чувствую! Да это и видно.

– Я тоже увидела,– сказала Евдокия,– я сразу… почувствовала. Господь мне подсказал. Но, если худо будет, все к нам возвращайтесь. Чувствуется, что не случится людям радости от нынешней власти. А потом от всех грядущих – и подавно. Так старые люди говорят.

На том они и расстались. Возможно, чтобы больше никогда не встретиться. Во всяком случае, Афанасий и Евдокия так не считали.

Не стал в эти разговоры вмешиваться пан Рында. Не понимал он, о чём это говорят люди, считающие себя православными, по сути своей – на одну половину христиане, а на другую – язычники. Он ведь сам католик, а там всё ясно – удобные седалища в костёлах и кирхах и весёлые священники. Может быть, один из таких пасторов и есть политик извечный. А какая разница? Главное, чтобы у желающих на пару дней вместо одного круга краковской колбасы имелось целых три. По крайней мере, так ему рассказывали, кто живёт в Польше. Сам-то он там ни разу и не был, а в США дважды ездил, как… активист.

Но вдруг страшно и горько сделалось Роберту Борисовичу по той самой причине, что он на какое-то мгновение понял, что существует в Мире Земном нечто такое, что не подвластно ни каким «мировым правительствам», ни долларам, ни евро… Но что это и как оно выглядит, понять не мог. Тайна великая. Да и не постижимой остаётся до гроба и для него, и для ультра-либералов, и для многих из тех, кто громогласно объявил себя российским патриотом, а стать таковым не смог. Ибо по жизни своей он – стяжатель и не человек вовсе, а мерзкий саган, слуга самого Дьявола, субъекта из «чёрного мира».

Если рассуждать не по-комиссарски, не плакатно, то стремление рядового обывателя существовать, при возможности, не в нищете… Такое незатейливое желание, скромнейшая мечта – всего лишь, часть обычной человеческой сущности. Иногда – она святая, но и порой грешная… Но она, как раз, именно то, чего нет и не будет в духовных и душевных устремлениях международных бичей и мымриков. Ведь не живут они, а просчитывают варианты. Вот и вся песня! Да и там запросы не такие уж и малые. А либеральной идеей пусть неумело, но можно прикрыться всегда. Правда, до поры – до времени.

Разрушенная любовь

По таёжным дорогам и тропам пробивались к Чукчагирскому озеру и дальше многочисленные группы людей, пустившихся на поиски золотой головы и сокровищ. Топорами, палашами, саблями торили они себе путь в непроходимых зарослях. Тонули с лошадьми и поклажей в быстрых реках и топких болотах, срывались с круч. Вроде бы, смешно и грустно.