Александр Лекомцев - Надёжный флюгер. Юмористический фантастический роман-боевик

– Заткнись! – вспылил Степан, подавая Оренскому его личное оружие.– Смотри, если нас пристрелишь, я тебя на том свете найду!

Белый офицер, ухмыльнувшись, спрятал револьвер в кобуру и пристально посмотрел в сторону невидимого Рынды. Так на него глянул, что у Роберта Борисовича не только от страха сжалось сердце, но и «похолодела» спина.

В мозаике событий

Уголовник Шалаш и два его разбойных попутчика, Леший и Чурбан, заприметили ещё издали троих мужиков, которые, скорее всего, решили сделать капитальный привал. Компания Шалаша при этом умудрилась остаться не замеченной. Определённый жизненный опыт.

Что касается, пана Рынды, то и он находился рядом с уголовниками. Он уже привык, в целях безопасности, делаться не видимым. Если он всё это (или почти всё) придумал, то имеет полное право и понаблюдать за результатами своей кропотливой работы.

Вооружённые и при лошадях деревенские мужики, без сомнения, были из числа многочисленных искателей сокровищ. Винтовки беспечных и нерасторопных кладоискателей лежали в стороне. Возможно, непутёвые искатели приключений вели бы себя в тайге более осторожно, если бы числились в опытных таёжниках или ни выпили уже изрядную дозу браги.

– Добудем клад,– поделился своими думками с сотоварищами один из мужиков,– пару коров прикуплю, избу новую поставлю… пятистенку.

– А я в город Хабаровск переберусь,– размечтался второй.– Там, люди говорят, комаров и мошкары поменьше. Но вот начинает мне казаться, что никаких таких сокровищ мы не отыщем.

– Оно, может, и верно,– согласился с ним третий, – тут бы голову не потерять. Давай ещё по кружке браги выпьем. На душе полегче станет.

Третий мужик достал следующую бутыль из дорожного мешка и разлили сине-розовую хмельную жидкость по железным литровым кружкам.

– Будем здравы! – Сказал первый и поднял кружку вверх.

Остальные последовали его примеру.

Этот момент и послужил сигналом для Шалаша, Лешего и Чурбана. Они внезапно и стремительно выскочили из укрытия, не дав опомниться мужикам. Каждый из бандитов выбрал себе определённую жертву.

Мужики, возомнившие себя кладоискателями и таёжными ходоками, не успели даже попытаться себя защитить. Каждый из них получил множество ножевых ран и ушёл в мир иной, так ничего не успев понять. И чего им не сиделось дома?

– Хануры прыщавые,– веселился Шалаш,– разбирайте винтари. Этим головотяпам уже ничего не надобно. Откукарекались!

– О, тут у их немало выпить и закусить имеется! – Леший находился в состоянии восторга. – У полудурков всегда так, пока жареный петух с тылу не подберётся… Глянь-ка, Шалаш! Ты посмотри, Чурбан! Браги – хоть, залейся.

– Потянет, Леший! – потирал руки Чурбан, наливая себе в одну из кружек хмельной жидкости.– Потянет! Да и закусь ничего себе – сальцо, в основе. Кучеряво жили эти мужики. Однако, за кладом поперлись. Дятлы потные!

– Точняк! Сидели бы в избе на печи, да хавали калачи. Были бы бодренькими и пухленькими. А нам-то что тут музеи устраивать и всё такое разглядывать? Всё не ихнее теперь, а наше – ха-ха – по наследству,– сказал Шалаш.– Пить малость будем. Для души надо. А как же ещё?

Они с ухмылкой смотрели на трупы убитых ими мужиков, курили их табак, сворачивая большие самокрутки. Бросали окурки прямо в лица покойников.

Шалаш подошёл к одному из мёртвых неудачливых искателей клада и резким движением сорвал с его шеи крестик. Явно, бандиту показалось, что он золотой.

Но тут всё шло по плану, который задумал и почти успешно и кропотливо реализовывал пан Рында. Поэтому он перебрался к зимовью, внутри которого ужинали анархисты и белый офицер. Повод имелся выпить и самогона. Ещё бы, сразу столько смертей произошло.

Писатель-либерал, явившись, можно сказать, из неоткуда, без всякого приглашения, бесцеремонно уселся за стол.

– Нас никаким образом не запугаешь такими вот штучками-дрючками,– погрозил ему пальцем Григорий.– Мы в курсе, пан Рында, что ты бес, но поскольку нам особо не мешаешь, то мы тебя пока щадим…

– Вы опять всё путаете, господин Рокосуев,– возразил пан Рында.– Я автор всего происходящего, и всех вас придумал. Ну, конечно, при этом, имея свою точку зрения, я опираюсь на исторические данные. Я считаю, что американцы и англичане – самые культурные, свободные и цивилизованные нации.

– Понятно, этот господин из преисподней,– засмеялся Оренский,– никому из нас не страшен. Он ведь, прошу, конечно, прощения, абсолютный невежа и дурак. Я ведь раньше и не предполагал, что и нечистая сила может быть таковой. Но это радует, господа.

При этом внимательно посмотрев в глаза внезапно появившемуся гостю, поручик наполнил самогоном свободный стакан и подвинул его Рынде.

Григорий одобрительно кивнул головой.

– Помянем, в который раз, рабов божьих,– пьяно сказал он, подняв вверх кружку с самогоном. Обратился к сидящему возле дерева покойнику.– Федя, ты будешь пить самогонку? Будешь или как?

– Федя не будет,– ответил за мертвеца, изрядно захмелевший, Степан,– нам самим мало. Вообще-то, пока есть…

– Ну и кто же из нас дурак? – Обратился с вопросом к собравшимся пан Рында. – Ведь насколько я знаю и помню, покойники не пьют.

– Позвольте вас заверить, господа анархисты,– заметил, тоже очень не трезво, Оренский,– ваш Федя не станет пить. Ваш бес под названием пан Рында, хоть и полный идиот, но сейчас говорит истинную правду.

– Почему? Ведь я пошутил, не жалко. Для Феди мне ничего не жалко! – Голос Степана звучал проникновенно и слезливо. – Я ведь шуткую! Или он нас не уважает? А я его… любил.

– Нет, ты не прав, Стёпа. Федя вас очень уважает. Слово офицера,– убежденно сказал Оренский.– Понимаешь, тут такие не простые дела. Федя – мёртвый. А мёртвые не пьют. Не пьют, Степа! Вон Гриша сидит, молчит и мне не верит. Не было ещё в истории мировой практики, чтобы покойник выпил за своё здо… я хотел сказать, за упокой.

– Я знаю, – согласился Григорий.– Я, Витя, всё знаю. Я очень умный. Таких, мужики, как я, больше нет на свете. Может быть, только Федя, и вы…оба.

– Я тоже хочу умереть, господа анархисты! – В который раз признался Оренский.– Мне без Груни нет жизни и без России тоже!

Всё выпили, закусили. То же самое сделал и Роберт Борисович. Тут отказываться просто не прилично, даже невзирая на то, что он, будущий великий писатель и россиян считает полным быдлом и дерьмом.

Оренский полез в кобуру за револьвером.

– Не расстраивайтесь, я себя пристрелю… как белую собаку. Только себя. Господи, Боже мой, кому я на свете нужен?! – сказал он.– Вы-то причём? Живите и… радуйтесь! Может быть, хоть у вас что-то получится.

– Ты хитрый, Витька,– сказал Григорий,– ты – жучила. Ты застрелишься. Так? А нам тебя зарывать, да? Не пройдёт такой номер. Мы устали… зарывать. Всё мёртвых закапывали в землю. А вот из земли-матушки ни одного живого ещё не выкопали. Может, у кого-то такое происходило, но нам вот со Стёпой не везло.