Сергей Кишларь - Семь попаданцев

Очнулся он от холодного прикосновения к щеке. Разлепил глаза – мокрая серая брусчатка, распятый на ней серый опавший лист, окурок газетной самокрутки… У бабушки в деревне баловались так в детстве, заворачивая в клочок газеты растёртые сухие листья клёна. Одной затяжки хватало, чтобы на ближайшие пару-тройку лет отбить охоту не то, что курить – отдалённый дымок возненавидеть.

Несколько секунд Никита лежал, не отрывая щеки от мокрой брусчатки и пытаясь вспомнить, что произошло. В самом деле, ведь не детство же он решил удариться и его стошнило от газетной самокрутки.

Ах, да… коллектор.

В голову сразу полезли рассказы об скоплениях газов, о беспечных рабочих, которых без сознания, а то и вовсе без признаков жизни периодически находят в коллекторах. Метан или какой-то другой газ – хрен поймёшь, что скапливается в этих подземельях при отсутствии вентиляции. Хорошо хоть успели вытащить его оттуда.

– Эй, – кто-то растолкал его за плечо. – Разве можно так напиваться?

У него ещё нашлось немного сил для иронии:

– Лучше напиться, чем с вами в преисподнюю лазить, – он еле шевелил языком, заставляя того, кто сидел над ним на корточках, клониться ниже, чтобы расслышать слова.

– В какую преисподнюю? – спросил грудной приятный голос, принадлежавший несомненно красивой и молодой женщине, так по крайней мере мнилось Никите. – Вы часом не из этих…

Никита с трудом сфокусировал взгляд на тонких девичьих пальцах, которые пренебрежительно пошевелились в воздухе, заменяя этим жестом мысль о тех, у кого мозги отъехали.

Хотя голос и был незнакомым, Никита решил, что принадлежит он одной из девушек из команды диггеров.

– С вами, точно психом станешь, – он с тяжёлым вздохом сел, прислонился к стене.

Подобрав полы синего пальто, перед ним на корточках сидела и вправду красивая, но странная девушка. На лице – ни грамма макияжа. Да оно и понятно – зачем в подземельях макияж. Впрочем, это не портило её, наоборот – делало ещё привлекательнее. А вот с одеждой было что-то не так. Какая-то старомодная была одежда – особенно синяя шляпка на голове. С такой шляпкой в коллектор не полезешь.

Никита огляделся. Сидел он под ведущей во двор каменной аркой. Улица гудела в нескольких шагах от него, но гудела непривычно – ни тебе благородного урчания моторов, ни мокрого шороха шин, ни отрывистых звуков клаксонов, которыми как теннисными мячиками перекидываются водители в вязком автомобильном потоке.

Вместо этого – гул разгоряченный толпы, топот сапог, мерный цокот копыт. В арке двора как в картинной раме видны были идущие по улице люди в старинных костюмах: мужчины в длиннополых пальто, со шляпами на головах. Парни в надетых на косоворотки коротких куртках и в мешковатых штанах, заправленных в сапоги. На головах картузы и кепки. Женщины – в серых юбках до самой брусчатки, на головах шерстяные платки или красные косынки. В руках красные флаги, над головами – транспаранты, прочесть которые с того ракурса, с которого видел их Никита было невозможно.

– Я как здесь очутился? – растеряно спросил он.

– Как раз это я хотела спросить, – ответила девушка с интересом и без малейшей доли смущения, разглядывая его.

Никите первому пришлось отвести взгляд.

– Лазили с друзьями в подземный коллектор, – с болезненной гримасой ощупывая голову, сказал он. – Надышался там, наверное.

– Зачем лазили-то?

– Говорят интересно.

– Чего там интересного?

– Вот и я себе тот же вопрос задаю. А где, все остальные?

– Я почём знаю. Иду мимо, вижу лежите в подворотне. Ну и подошла. Молодой, на алкоголика не похож. Думаю, живой или нет.

– Живой вроде.

– Встать можете?

Они встали на ноги – девушка легко, одним движением; Никита – чувствуя странную слабость, хватаясь за стену и ненавязчиво отстраняя спешащие ему на помощь руки девушки – мол, не суетись, я сам.

Покрутил шеей, плечами. Убедился, что стоит на ногах прочно, оглядел девушку с ног до головы.

– Прикольный прикид.

– Что? – не поняла она.

– Прикид, говорю, прикольный. О чём фильм снимаете? Опять про революцию?

– Вы часом не стукнулись? Дайте голову посмотрю. Повернитесь, – строгим голосом приказала она.

Оглядела его затылок.

– Снаружи, вроде, цел, а внутри точно повредился, – заключила она. – Ладно, пойду, не падайте больше.

Она вышла из подворотни. Никита из любопытства решил посмотреть на массовку, которая всё шла и шла мимо арки. Выйдя на улицу, он понял, что находится на Невском, который в ту минуту совсем не был похож на Невский проспект каким Никита привык видеть его.

Движение автомобилей было остановлено, вся проезжая часть отдана киношной массовке. Впрочем, не только проезжая часть, но и тротуары и даже помещения магазинов были отданы ей. Манифестанты занимали большую часть проспекта. Пара извозчичьих пролёток, телега, в два яруса гружённая бочками, и даже старинный трамвай, состоящий всего из одного вагона, вынуждены были стоять у бордюров, пережидая, когда пройдёт толпа. И только один настырный извозчик пытался обогнать демонстрацию, собирая от демонстрантов проклятия в свой адрес.

Никита всегда внимательно следил за тем, что происходит в мире кино, и даже мнил себя великим специалистом в этой области. Как он мог не знать об этой съёмке и пропустить такое грандиозное событие? А то, что событие было грандиозным, в этом не оставалось ни малейшего сомнения – достаточно было посмотреть на размах массовки. Это было что-то с чем-то. Тут даже статистов можно смело на Оскар номинировать. Да что там номинировать – без всяких номинаций смело вручать!

Столько естественности было в поведении манифестантов, столько огня и ненависти в глазах, что хватило бы на то, чтобы не только киношного, но и настоящего царя скинуть. А противоборствующий лагерь? Какое искреннее осуждение в глазах застывших на тротуарах прохожих, какая ярость в глазах старой женщины потрясающая клюкой вслед манифестантам: «Антихристы!»

Никиту вдруг охватила такая неподдельная гордость за отечественный кинематограф, что он готов был влиться в толпу манифестантов, правда немного с другими лозунгами: «Даёшь больше фильмов хороших и разных! Даёшь наш ответ голливуду!» И чтобы никогда больше слова «кино-говно» даже в страшном сне не рифмовались.

А каков реквизит! Один этот трамвай чего стоит. А костюмы! Начать хотя бы с того, что на всём проспекте, кроме самого Никиты, не было ни одного зеваки в современной одежде. Да и сам Никита, попади он в кадр, не сильно бы испортил его и худо-бедно вписался бы в эпоху, ибо на нём были резиновые сапоги и серая спецовка, любезно предоставленная друзьями-диггерами. На зданиях – ни одной современной рекламы. Даже там, там куда кинокамера не должна была бы достать, он не обнаружил следов рекламы и с восхищением покачал головой.