Сергей Кишларь - Семь попаданцев

– Я не на допросе был, – не дал ему политкорректно сформулировать мысль гимназист.

– Я не заметил, чтобы наш подвал был похож на больничную палату. Один засов на двери чего стоит. И с чего бы им держать германского шпиона вместе с больным человеком?

– А вы германский шпион? – спросил гимназист, вешая на гвоздь фуражку.

– Пока не знаю.

– Как это?

– Зависит от того, как они дело повернут.

– В стране революция, – рассудительно сказал парнишка, расстёгивая крючки на высоком стоячем воротнике куртки и морща от усердия нос. – Хаос, неразбериха. Вот и держит вместе. А насчёт сумасшедшего дома не обольщайтесь, там засовы похлеще чем в тюрьме будут.

Что-то скрывал парнишка, не хотел колоться. Никиту мучало любопытство, но лезть в душу он не собирался. Лёг, закинув руки за голову и вспоминая свои последние дни в «том» Питере. Мысленно произнеся слово «последние», он так же мысленно сплюнул и исправил ошибку: «крайние дни!»

В «том» Питере он работал менеджером по таможенному оформлению в большой частной фирме, занимающейся импортно-экспортными операциями. Начальник отдела готовился на пенсию, а Никите пророчили его место. И что? В кои то веки начало фартить, как судьба вдруг повернула оглобли на сто восемьдесят градусов, и вот вместо уютного начальственного кресла он сидит на допотопной скрипучей кровати.

Сколько времени прошло в «том» Питере? Кто претендует вместо него на место начальника отдела? И числится ли он там пропавшим без вести? Или как?

Никита вырывал из-под головы руки, скрипел панцирной сеткой, неустроенно поворачиваясь на другой бок и сам себя призывая не забивать голову вопросами, на которые всё равно нет ответов. Крутился снова и снова, пока не стукнула дверная щеколда. Похоже, пришло время нового допроса.

В этот раз в допросной комнате всё выглядело иначе. Лампы на столе не было, горел мягкий верхний свет, за столом сидел мужчина, которого Никита давеча окрестил полковником. Красивый, крепкий, весьма моложавый. Перед ним на столе лежали несколько листов бумаги расчерченные в виде таблицы. Слева ячейки были заполнены машинописным текстом, справа были пустыми.

Листы бумаги сразу показались Никите похожими на бланки для какого-то тестирования. Судя по всему, это тестирование и было. Вопросы, которые ему задавал «полковник» не имели никакого отношения ни к шпионажу, ни к дезертирству – это больше напоминало попытку создать его психологический портрет. Обстановка была такой доброжелательной, что Никите сразу вспомнились киношные приёмчики с игрой в плохого и хорошего полицейского.

– Кофе хотите? – спросил «полковник». – Хороший кофе. Сейчас в Питере такой трудно найти.

Дальнейший допрос, беседу или тестирование – Никита так и не определился с тем, что это было – они вели, попивая кофе. Когда последняя ячейка опросника была заполнена в комнату вошёл, давешний «утконос». Глянул на опросные листы.

– Всё ещё работаете по методике? – «Утконос» тяжело вздохнул. – Поздно. Цейтнот.

– Если в ближайшее время никакого решения сверху не будет я сам приму решение, – сказал «полковник».

– Не будет, Алексей Петрович, – всюду хаос и неразбериха. Придётся нам самим решение принимать.

– Дежурный! – крикнул полковник. – Увидите.

Уже уходя, Никита услышал усталый голос «полковника».

– Похоже, вы правы – придётся самим.

После допроса принесли обед, который по голодным питерским временам был совсем не плох. После обеда гимназист заснул. Никита снова лежал, глядя в потолок и задавая себе вопросы, на которые не было ответов. Что «полковнику» и «утконосу» придётся решать самим? И имеет ли это отношение к тому, что происходит с Никитой? С какой целью его тестировали? Чего в итоге хотят от него?

Незаметно он погрузился в полудрёму, из которой его вырвал громкий голос парнишки, кричащего во сне:

– Дэн, прочекай улицу!

Никита от неожиданности порывисто сел на захлебнувшейся скрипом кровати. Впился глазами в затылок лежащего лицом к стене гимназиста… Что это было? Может такие словечки и раньше в Питере водились? Или просто почудилось? Говорят, перегруженная психика и не такие финты выкидывает.

Никита уже откинулся было назад, чтобы осторожно, не скрипя пружинами, опустить затылок на подушку, но в тот же момент поспешно выпрямился от злого голоса гимназиста:

– Они не читеры, Дэн! Это ты бот!

Никита подсел к гимназисту на краешек кровати. Некоторое время сидел, надеясь, что парнишка снова заговорит во сне, но так и не дождавшись, осторожно потряс его за плечо.

– Эй… В Контр-Страйк давно играешь?

– Чего? – гимназист рывком привстал на кровати, впился в Никиту глазами. Было непонятно с чем связано удивление: с непонятным словом, которое он услышал, или с тем, что в революционном Питере кто-то кроме него знает такие слова.

– Ты давно здесь? – спросил Никита.

– В подвале? – Парнишка смотрел на него до неправдоподобия округлив светло-серые глаза, как на картинке из японской манги.

– В этом времени, Жорик!

Слово «Жорик» Никита держал в своём словесном запасе на тот случай, когда слово «лох» может показаться оскорбительным, а обойтись без него с эмоциональной точки зрения невозможно. Тут как раз и годился такой лайт вариант.

Парнишка всё ещё не мог поверить в то, во что Никита и сам ещё не верил до конца. Никиту так и подмывало сказать: «Рот закрой, Жорик», но решил, что обидеть брата по несчастью было бы несправедливо и вместо этого спросил:

– Друзья Р я бой называют?

– Откуда знаешь? – наконец преодолел немоту гимназист. То, что он перешёл на «ты» было ясным сигналом того, что он наконец-то принял Никиту за своего.

– Я сообразительный.

– А-а… – догадался парнишка. – Фамилия. Извини, торможу немного. Так ты тоже оттуда?..

Он замолчал, с надеждой заглядывая Никите в глаза.

– Типа того, – ответил Никита голосом бывалого парня, которого ничем не удивишь. – Ты же не думаешь, что они зря держат нас вместе… сумасшедшего и дезертира.

– Я не сумасшедший. – Парнишка взбодрился, в его глазах зажёгся огонёк. – Прикинулся. Это самый удобный способ отмазаться от кучи вопросов. Я когда сюда попал, то немного… Как бы помягче сказать…

– Заистерил, – подсказал Никита.

– Не, ты чё… – смущённо почесал переносицу парнишка, потом всё же признался. – Ну да, было немного в самом начале… Но не истерил – просто правду хотел им втолковать, а они меня – в психушку.

За десять дней Никита успел соскучиться по тому свободному общению, когда не нужно подбирать слова и бояться, что тебя заподозрят в неадекватности или, чего доброго, в шпионаже. Гимназист, похоже, испытывал те же самые чувства. Впрочем, теперь язык не поворачивался назвать его гимназистом. Ряба – будет естественнее.