Петр Илюшкин - Страшная граница 2000. Часть 3

– Вот! С меня еще и деньги взяли! Сказали, наложенным платежом. Товары почтой! Батарейки! Двести штук! Денег еле хватило!

Когда Анатолий вывалил на стол батарейки, все привстали.

А затем стекла окон чуть не вылетели от мощного радостного ржания тридцати молодых жеребцов.

– Дядя! Тульский дядя! – сквозь икоту вопил Гена Руденко.

Не смеялся только один человек – мой друг Мыкола.

Он блеснул очками в сторону ошарашенного Толика:

– Ты же просил батарейки! Я решил тебе помочь. Выписал почтой!

Гена упал со стула, держась за живот:

– Вот он, тульский дядя!

Курсант Андрей Краюшкин лежал в моей каптёрке и глотал скупую мужскую слезу. Его могучее тело, намертво привязанное солдатскими ремнями к спортивной скамье, не могло сопротивляться жуткому насилию.

– Железные яйца! Щас проверим, какие они железные! – ухмылялся курсант Бунк, поднося к огромному пенису Андрюхи острое зубчатое полотно слесарной ножовки.

Однако резать ему мешала природная немецкая скромность.

– Не могу! Руки дрожат! – скривился он, глядя на меня.

– Дай сюда! – выдернул я саблезубый хирургический инструмент из рук скромняги. – Смотри, как надо резать!

– Рэзать! Давай рэзать! – поддержал меня дневальный по роте курсант Джубгашвили, для пущей убедительности резанув мрак казармы своим штык-ножом.

– На тумбочку иди! А то дежурный по части нас нахлобучит! – отмахнулся я от горячего кавказского джигита.

– Нэт, нэ нахлабучыт! – показал на часы Рома-джигит. – Тры час ночь! Спит дэжурны!

Высказав свои сомнения, дневальный всё же вышел за дверь. Но, посмотрев в сторону входной двери, он просунул свой любопытный грузинский нос в каптёрку и продолжил комментировать:

– Рэзать нада бистро! Р-р-раз, и усё!

Посмотрев на примотанного к скамье подсудимого, я поразился перемене его внешности. Обычно доброе благодушное лицо здоровяка и лентяя Андрюхи стало злобным, белым и отвратительным, как сама смерть. Скрежеща зубами и бугря мощные бицепсы, он шипел, как анаконда:

– Задуш-ш-шу, с-с-суки! Задуш-ш-шу!

Ухмыляясь, я поднёс блестящее острие ножовки к основанию андрюшкиного пениса и метнул взгляд на ассистента хирурга, курсанта Рому Кельш:

– Полотенце держи наготове! И водку!

Посмотрев на замершего в испуге Бунка, я гаркнул:

– Чё стоишь? Держи, нахрен, его за хрен!

– Как держать? – робко прошептал наивный немец.

– Нежно! – рявкнул я, занося над пенисом Краюхи жестокий инструмент палача. – Времени нет! Щас писец придёт!

А писец, как обычно, подкрался незаметно!

– Военно-революционный трибунал 18 роты 4 батальона военного училища приговаривает курсанта второго курса Кр-р-р! – начал я скороговорку. И тут же осёкся, глянув на курсанта Джубгашвили.

Позади растяпы-дневального как раз и материализовался страшный нежданный ночной писец.

Писец имел погоны подполковника и красную повязку помдежа (помощника дежурного по училищу).

– Хенде хох! – лязгнув затвором табельного ПээМ, по-немецки заорал подполковник. И ткнул стволом в мою сторону.

«А! Его жена преподаёт нам немецкий!» – вспомнил я, выпуская из рук скальпельное орудие и поднимая руки.

– Фамилия! – нервно крикнул помдеж, переводя дуло пистолета с одного моего ассистента на другого.

– Б-б-бунк! К-к-курсант Бунк! – промямлил нежный Саша.

– Курсант Кельш! – чётко, как истинный ариец и зольдат, отрапортовал суровый Рома.

– Фа-а-шисты! Пытаете?! Кастрируете?! – просипел подполковник, багровея от ненависти. – Прямо на 9 мая, на День Победы! Вы чё тут, охренели все?! Неделю назад курсант повесился на моё дежурство! Тоже на праздник! Международный день трудящихся, твою мать! На подтяжках повесился! Вы чё, приказ начальника училища не читали?

– Какой приказ? – уставился я на пистолет.

– Вот этот! – ткнул подполковник ствол ПМ в мой живот. – Запрет брючных подтяжек! А ты, курсант, нарушил приказ! Почему в подтяжках?!

Облегчённо вздохнув, я было подумал, что инцидент с привязанным к лавке Андрюхой рассосался благодаря подтяжкам.

Не рассосался!

– Яйца отстрелю! Суки! Не могли сутки выждать со своей грёбаной кастрацией! – раненым зверем взревел подполковник.

– Не могли, товарищ полковник! – преданно заглядывая в глаза помдежу, доложил я. – Срочная операция нужна!

– Фашисты! На гауптвахту! Немедленно! – взревев бешеным медведем, подполковник метнулся к телефону в коридоре.

Через пять минут в казарму, лязгая автоматами и топоча железными подковами, прискакали вызванные подполковником резвые караульные.

Одновременно примчалась и юная медсестра, дежурившая, к своему несчастью, в медсанчасти. Взглянув на огромный лиловый пенис Андрюхи-культуриста, она приготовилась хлопнуться в обморок. От восторга. Очевидно, даже в эротических фантазиях не грезились ей такие шикарные гигантские пенисы!

Но, как настоящий военный медик, девушка справилась с собой и приказала срочно тащить Андрюху в санчасть. Оперировать!

– Ножовка тут нужна! По металлу! – громко крикнул я, понимая, что Андрюху без нас покалечат эти глупые безрукие непрофессионалы. – Смотрите, какая страшная железяка-замок висит у него на мошонке!

Медсестра осторожно дотронулась до мощного лилового пениса связанного Андрюхи, присмотрелась к железной дужке замка, впившейся в нежную плоть:

– Замок! Он же кровоток перекрыл! Вы чё, одурели? Зачем повесили? Вы чё, садомазохисты? Снимите срочно!

– Так ключа нет! И личинка клеем залита!

– Ну вы и садомазо! – выдохнула медсестричка. – Вызывайте слесаря дядю Витю! Срочно! А курсанта – в санчасть!

Казарма между тем начала просыпаться. И тихо обсуждать нашу непутёвую «хирургическую» судьбу.

Разговор этот услышал и курсант 182 взвода Гиви Шиукаев. Он, как честный человек, не мог остаться в стороне.

– Это я виноват! Товарищ подполковник! Отпустите их! – подскочил к помдежу полураздетый сонный Гиви.

Подполковник не стал разбираться:

– И ты – на гауптвахту! Там разберёмся!

Разбираться с нами приехали все, кому ни лень – и замполит училища, и особист-чекист, и все наши командиры во главе с комбатом-батяней.

Гиви Шиукаев реально оказался главным виновником и, можно сказать, провокатором сегодняшнего ЧеПэ.

И это – несмотря на то, что Гиви был спортсменом, отличником боевой и политической подготовки, честным и порядочным курсантом.

Особист, однако, сделал другой вывод:

– Нет, не ты главный виновник! Главный – курсант Джубгашвили! Он что, в наряде?

– Да, дневальный по роте! – подтвердил я, проникаясь доверием к чекисту-капитану.

Мудрый капитан сразу вычислил главного виновника!