Петр Илюшкин - Страшная граница 2000. Часть 3

– Где Ильин?

С усмешкой глядя на его красную от натуги морду лица, я нарочито браво рявкал:

– Яволь!

Сержант кривил свои жирные губы:

– Три наряда вне очереди!

– За что?

– Пять нарядов! – радостно шипел он. – За пререкания в строю!

И настороженно глядел на мои губы, пытаясь прочитать матершинную хулу в его адрес. И читал, видимо, такое:

«У! Таракан беременный!»

На самом же деле мои слова были катастрофически мирными:

«Судьбе как турок иль татарин

За всё я ровно благодарен.

У Бога счастья не прошу

И молча зло переношу».

– Ещё пять нарядов! – брызгала ядом гадюка.

В общем, взаимоотношения у нас были самые дружеские.

Чтобы порадовать своего друга-начальника, я, как редактор стенгазеты, рисовал на сержанта очень смешные шаржи.

К примеру, как он, сержант, болтается сосиской на турнике, издавая свинячье хрюканье.

Ну как мне, интеллигентному редактору, пройти мимо того, что бравый сержант не мог подтянуться даже одного раза? И за него нормативы пытался сдать другой, не похожий на толстого сержанта курсант! Однако обман сей вскрыл суровый начфиз.

За мой гениальный шарж получил я, как обычно, пять нарядов вне очереди…

Под Новый старый год моему любимому сержанту повезло на повод для расчётов со мной. Повод подала «гражданская» прокуратура.

В январе городской прокурор запросил у военного училища помощь в охране объекта.

Объектом был кабинет прокурора, сейф которого хранил важнейшие документы по расследованию преступлений кровожадной банды «Чёрная кошка». Именовалась она так, чтобы напомнить шайку из кинофильма «Место встречи изменить нельзя».

И что же остаток банды? Смирился?

Никак нет! Оставшиеся на свободе бандюганы спланировали нападение на здание прокуратуры, дабы уничтожить материалы уголовного дела и все вещдоки.

13 января наш 184 взвод заступил в караул. И мстительный сержант Криничный решил отправить меня туда, где Макар телят не пасёт, то бишь на самый дальний объект. Чтобы, стало быть, забыть вовремя сменить меня.

Чтобы, значит, служба мёдом не казалась.

Пущай, мол, до утра посидит там этот раздолбай!

И что же раздолбай, то бишь я?

Поскольку назначили меня таким вот «баем», то и мысли мои стали абсолютно байскими.

В час ночи взяв под охрану здание суда, я тут же позвонил в общагу медицинского училища:

– Это прокуратура! Ильин на проводе! Будьте любезны, вызовите свидетеля Клочкову!

Перепуганная вахтёрша уронила стул и побежала исполнять приказ грозного прокурора.

Вскоре в трубке послышался испуганный писк моей подружки Оленьки, не признающей своей вины.

Пришлось её успокаивать лирикой:

– Да я это! Я! Сижу за решёткой в темнице сырой! В прокуратуре я.

– Ой! – ойкнула Оленька. – Какой прокуратуре? В час ночи?! Чё ты опять натворил?

Пришлось успокаивать мою милашку, что всё нормально. А в прокуратуре сижу, потому что героическую мою персону выбрали для охраны этого заведения от нападения банды «Чёрной кошки».

– Но без тебя мне страшно! – с придыханием сообщил я. – В окно стучится кто-то!

– Кто стучится? – испугалась подружка.

– Аяз-баба стучится! Новый год! – радостно выпалил я. – А шампанского нет! Давай приходи! Общага ваша – рядом!

В ожидании Оленьки мою непутёвую голову посетила гениальная мысля, связанная с празднованием.

Трудность была в том, что пост мой располагался на первом этаже, напротив входа. И если мы с подругой загуляем, то нас неминуемо увидит, при обходе здания, мой добрый сержант.

Решение созрело быстро.

Притащив из дальнего конца коридора большой гипсовый бюст Ленина, я установил его в кресле. Нарядил в свою шинель, нахлобучил шапку. Рядом с дверью поставил швабру, чтобы заблокировать ручку двери после прихода милашки.

– Ай да Ильин, ай да сукин сын! – скромно похвалил я себя за грандиозный ум и гениальность.

«Мы с Оленькой засядем на втором этаже, на мягком широком диванчике. Придвинем столик. И встретим Аяз-бабу, как полагается добрым людям! А если нелёгкая принесёт сержанта, то открыть дверь он не сможет». – размышлял я.

Когда пришла румяная и радостная милашка, мы заблокировали дверь и поднялись на второй этаж. В центре коридора, рядом с приёмной прокурора, располагался прекрасный мягкий широкий диван с креслами по бокам.

Притащив ещё одного гипсового белоснежного Ленина, я установил его на кресло и нарядил в пальтишко моей возлюбленной. А сверху нахлобучил вязаную белую девичью шапочку.

– Аяз-баба! – похлопав бюст по плечу, я пояснил, что так в Туркмении зовётся Дед Мороз.

Осторожно повертев пробку и дождавшись тихого хлопка, я разлил шампанское по стаканам. Оленька принесла и шоколадные конфетки, и всякие печеньки-пирожки.

– З новим роком! – провозгласил я первый тост. – Это украинский Новый год. Русский давно прошёл. А сейчас начался украинский. А потом выпьем за туркменский. Как придёт Аяз-Баба, так и выпьем!

Оленька тихо смеялась, прижимаясь ко мне:

– Страшное слово какое-то! Как будто бабу Ягу зовёшь! А вдруг приманишь словами? И «рок» приманишь! Я боюсь!

– Я тоже боюсь-боюсь-боюсь! – шептал я, залезая шаловливыми ручёнками под тёплую мягкую кофточку милашки.

Страсть моя заставила кофточку сорваться с юного прекрасного торса и взметнуться к потолку.

– П-пах! – негромко, но обиженно крякнул бокал шампанского, спикировавший на ковёр в связи с нашими бурными поцелуйчиками.

Моя ненаглядная Оленька ойкнула и застеснялась, как будто шипучий напиток предупредил её о чём-то предосудительном.

– Надо вытереть! Пятно ведь будет! – надев кофточку, прошептала она. – Где тряпку взять?

Воспалённый разум мой сначала удивился, но затем выдал правильный ответ:

– В туалете должна быть. Щас гляну!

– Я сама! – шепнула Оленька и мотыльком вспорхнула с дивана.

Пока я любовался и восторгался её точёными ножками да крутыми бёдрами, она лёгким бризом скользнула по коридору.

Остановившись у двери туалета, Оленька оглянулась на меня и сделала страшные глаза. Развернувшись, она тихонько, на цыпочках, подбежала ко мне. Приложив палец к губам, прошептала:

– Там Аяз-баба сидит!

– Ты чего? – улыбнулся я.

– Да! Матюкается шёпотом и сапогами скрипит!

Недоверчиво посмотрев на Оленьку, я тоже непроизвольно перешёл на шёпот:

– Может, крысы там? Или мыши?

Сразу вспомнилось мне, как неделю назад в каптёрке ловили мы здоровенную мышь. Она залезла в посылочный ящик и нагло, не стесняясь, щёлкала зубами и шуршала обёрткой колбасы.

– Не! Не мыша это! – испуганно прошептала Оленька. – Мыша не ругается матом!

– Да показалось тебе! – улыбнулся я, забавляясь глупому девичьему испугу. – То Аяз-баба тебе, то мыша! Пойду, поймаю за хвост твою бабайскую мышу!