Пётр Безруких - Трилогия. Контракт на два дня. Книга третья. Ударные пятилетки

Прижали ещё двух господ, сочувствовавших нацистам, – президента Аргентины генерал-майора Эдельмиро Хулиана Фарреля и испанского каудильо Франсиско Франко, после чего извлекли оттуда ещё несколько десятков миллиардов долларов в золоте и бриллиантах. Конечно, трофеями пришлось делиться с союзниками, но на переговорах Бекетов развёл такую сложную политическую бухгалтерию и выпустил на сцену совершенно несговорчивого Молотова, что ни о каком дележе поровну на троих речи уже не шло. Франции отдали её золотой запас, а остальные союзники получили только третью часть золота Германии в обмен на отказ СССР от доли в японских финансовых трофеях. Черчилль с Рузвельтом за это на Бекетова сильно обиделись.

«Ничего страшного. На сердитых воду возят, а на дутых кирпичи», – подумал Бекетов и приказал перевезти все ценности в Москву.

Таким образом, он забрал примерно на сто тридцать миллиардов долларов немецкого золота и драгоценностей, и это во многом решало финансовую проблему. Золотые запасы СССР к концу войны составляли всего около пяти миллиардов долларов – кошкины слёзки для грандиозных проектов. Правда, вся остальная ограбленная немцами Европа, кроме Франции, Испании, Швейцарии, Швеции, Болгарии и Финляндии, осталась без золота и повисла у Советского Союза на шее. Но это казалось меньшим злом, чем раздать золото всем и самим остаться ни с чем, лучше уж содержать нищих родственников.

На внеочередном декабрьском Пленуме ЦК ВКП (б), прошедшем с 11 по 15 декабря 1944 года, утвердили экономическую программу и финансовый план на IV пятилетку, разработанный и представленный наркомом экономики и финансов СССР Леонтьевым. В конце декабря, перед самыми новогодними праздниками, Верховный Совет СССР принял огромный пакет законов в сфере экономики, финансов и налогообложения, а также изменения в Гражданский и Уголовный Кодексы. В Советском Союзе начинались реформы Бекетова и первая бекетовская пятилетка.

***

Комиссар государственной безопасности 3-го ранга Станислав Щербаков шёл по вечерним улицам Мюнхена. Была пятница 22 декабря 1944 года, последний день службы перед рождественскими праздниками, которые начинались послезавтра и продлятся до 2 января. Днём выпал небольшой снежок и слегка похолодало, будто природа чувствовала приближение праздника и хотела украсить его подобающе. Станислав шёл прогулочным шагом в ресторан «Hackerhaus», где они договорились встретиться с Илоной, и он ещё позавчера заказал столик для двоих.

Илона – его боевая подруга, вместе с ней он прошёл всю войну, и сегодня исполнилось ровно три года со дня их первой встречи. Познакомились они в Дебрецене, где она работала врачом в городской больнице. Тогда ей только исполнилось двадцать девять. Красивая, темноволосая, с большими выразительными глазами, деятельная и живая, она сильно выделялась среди всех остальных венгров. С первого взгляда между ними проскочила искорка и зажгла то чувство, которое он испытывал к ней до сих пор.

Между ними сложились отношения без обязательств, но он знал, что любит эту женщину, и она его тоже. С ней Стас чувствовал себя так хорошо и легко, что порой забывался, и ему казалось, что он снова дома со своей женой Викой и четырёхлетним сыном Тимошей. Наверное, потому, что Илона очень сильно походила на Вику. Нет, внешне они скорее являлись полными противоположностями друг другу. Но вот теплоту, душевный покой, по которым скучал, он находил только с Илоной.

В отличие от молодых ребят Стас попал в проект по направлению со службы. По большому счёту никто не спрашивал, хочет он в нём участвовать или нет. Набор проводился добровольно-принудительно, и это стало для него служебной командировкой, которая длилась уже девять лет, а когда она закончится – никто не знал. Вначале он для себя решил, что никаких отношений ни с одной женщиной у него не будет, ведь он семейный мужчина, у которого есть любящая жена и прекрасный обожаемый сын.

Но жизнь распорядилась по-другому, Стас оказался на войне в совершенно другом мире, где испытывал невыносимое чувство одиночества. Поэтому, когда встретил Илону, то изменил своё решение, и с того момента боролся сам с собой, пытаясь найти себе оправдание. Это стало его сугубо личным делом, ни Илона, ни Вика никогда не узнают о существовании друг друга, всё это останется только в его душе. Именно поэтому их отношения с Илоной были весьма странными, но они обоих устраивали и потому продолжались.

Осенью 42-го, когда освободили всю Венгрию, он забрал Илону с собой в Будапешт и устроил работать врачом в госпиталь Министерства государственной безопасности Венгерской Республики, которое возглавил. Жили они отдельно и встречались не часто, но каждая встреча становилась для них настоящим праздником. Во многом они дополняли другу друга. Илона оказалась очень душевным и довольно мягким человеком, а на тяжёлой службе, где он каждый день видел только жестокость, ему как раз этого и не хватало. Он же давал ей ощущение защищённости и безопасности, в чём так нуждаются все женщины, особенно во время войны.

Когда начался Мюнхенский процесс над военными преступниками, и Станислава назначили начальником службы охраны и содержания обвиняемых, он опять добился, чтобы Илона оказалась рядом с ним, и сумел включить её в состав группы венгерских врачей, которые наблюдали за состоянием здоровья Миклоша Хорти, Ладислауса Чижик-Чатари, Ференца Салаши, Габора Вайна, Каройя Берегфи, Йожефа Гера и Дёме Стояи.

Стас снял для себя небольшую двухкомнатную квартиру в районе Гизинг всего в двух кварталах от тюрьмы Штадельхайм за пятьдесят новых рублей в месяц. Дома бывал не часто, всё время проводя на службе, где ему практически приходилось жить. Илона же снимала квартиру недалеко от гарнизонного госпиталя войск НКВД в Дахау, где постоянно работала. В тюрьму она приезжала только на дежурства либо по специальному вызову. В эти редкие моменты они и пересекались, да иногда недолго разговаривали по телефону. За всё время пребывания в Мюнхене они виделись всего три раза, и он по ней сильно скучал.

На углу Фраунхоферштрассе и Блюменштрассе он зашёл в цветочный магазин и купил большой букет красных роз. Они выглядели очень красивыми, большие бутоны едва раскрылись и благоухали. Стоили они сто новых рублей, баснословные деньги для Германии, где месячная зарплата рабочего была в два раза меньше этой суммы. Стас попросил продавца поплотнее обернуть букет упаковочной бумагой, чтобы цветы не замёрзли. Продавец долго вертел в руках новенькую хрустящую сторублёвую купюру жёлтого цвета, ощупывая её и рассматривая на свет. Видимо, такие крупные деньги попадали в кассу магазина нечасто. Затем он расплылся в сияющей дежурной улыбке примерно на такую же сумму, пробил чек и пожелал Стасу всех земных благ, какие только смог припомнить с довоенных времён.