Таша Истомахина - Ангел обыкновенный

Я отнесла еду наверх, достала из рюкзака детскую книгу, которую купила сегодня (а, кажется, что неделя уже прошла!) и, завернувшись в одеяло, уселась в одно из кресел-качалок на веранде. Пока ела, холмы налились темнотой. В комнату я вернулась, когда багрецовый горизонт стал темно-синим, и над головой бликнула первая звезда. С сожалением оставив на тумбочке так и не раскрытую книгу, мгновенно уснула.

Потолок монастыря был очень высоким. Казалось, что его ничего не поддерживает. Сверху изливался свет в виде широкого столба. Этот свет не освещал, просто был мягким и ослепительным одновременно. Это была другая материя, а совсем не тот воздух, которым мы дышим и не тот свет, что мы видим. Столб света колыхался золотисто-жёлтым, внутри его мерцали то ли тёплые огоньки, то ли снежинки, а может насекомые, похожие на светлячков. Я оторвалась от пола и полетела вверх внутри этого света, потеряв вес и легко скользя в этом прозрачном сиянии. Когда я подняла руку, та оказалась за пределами светового столба. И в этот же миг другая энергия, тёмная и тусклая вытянула меня из света, словно пробку из бутылки. Оказалось, что для того, чтобы выйти из света, не надо прилагать усилий – достаточно руку протянуть, а остальное сделают за тебя…

Сумки решили пока не распаковывать, чтобы не терять время. Нужная нам контора находилась рядом с Невским проспектом. Пока я отдавала документы в канцелярию, Савелий договорился об обучении с завтрашнего дня. Весьма довольные тем, что полдня ещё впереди, мы двинулись пешком в сторону Петроградской стороны. Нашли кафе «Северная роза», побывать в котором меня просила Кира: она где-то вычитала, что в этом заведении следует обязательно откушать венские вафли.

Кафе оказалось камерным, с бежево-шоколадным интерьером и ярким пятном оранжевых апельсинов в плетеной корзинке. Девушка в полосатом фартуке принесла нам кофе. Почему-то кремовый вид этого напитка напомнил мне о детстве. Мы с Савелием почти не общались до этого момента, даже сейчас он не пытался из вежливости начать разговор, но одно дело, когда люди молча гуляют, а другое – когда молча едят, поэтому начала я:

– Знаешь, меня однажды в трехлетнем возрасте напоили молоком с пенкой, после чего я до сих пор не пью его кипяченым. Одно из первых, можно сказать, воспоминаний детства, когда меня стошнило на кухне…, не к столу будет сказано.

Савелий просто покачал головой, но разговор не поддержал. Но я, видимо, намолчалась:

– Я так хорошо помню эту большую кухню в частном доме. Там жила старшая сестра мамы с мужем. Мы часто чаевничали с дядей Колей, и это было ритуальное чаепитие, с большими кусками сахара-рафинада вприкуску и с обязательным переливанием чая в блюдце. Дом стоял в Среднем переулке.

Савелий улыбнулся:

– А ведь у нас в городе тоже был Средний переулок.

– Наверно, это как Ленинский проспект – он тоже есть везде.

– Долго ты там жила?

– Нет. Три мои родные тётки поселились на одной улице в частном секторе, рядом с Телецентром, мы же с мамой и сестрой получили квартиру в новостройке. Средний переулок был в другом конце города, да ещё и в невообразимой дали от остановки. Надо было подняться на взгорок, потом спуститься, и так четыре раза.

Савелий удивленно поднял брови:

– Ты словно МОЙ переулок сейчас описала. Наш дом стоял ближе к кинотеатру возле Телебашни.

Мы надолго замолчали, допивая кофе и раздумывая о сказанном. Наконец, Савелий заметил:

– Похоже, в детстве мы жили в одном городе.

Удивлению моему не было предела. Жить в такой масштабной стране и встретить соседа по улице, было невероятным совпадением. Мы долго с ним уточняли, про одно ли место на карте говорим, нет ли в этом ошибки, пока сомнения не рассеялись – да, мы оба выросли в Затопше!

– Так как называлась улица, где ты жила?

– Бульвар Звездолетчиков.

В этот момент перед нами поставили две большие квадратные тарелки, где на неровном крест-накресте шоколадных лент лежали бельгийские вафли. Дождавшись, когда официант отойдет от стола, мой спутник спросил:

– Бакалею помнишь? Туда привозили такие редкие вещи, как хлопковые панталоны и шоколадные конфеты.

Я кивнула:

– В том магазине продавали мороженые яблоки самого неприглядного коричневого цвета. Они были такие холодные и сладкие! Ещё я любила томатный сок из конусных поилок. Соль все добавляли по вкусу общей алюминиевой ложкой, да и стаканы особо не мыли, а просто ополаскивали в фонтанчике на прилавке.

– А ты помнишь батончики?

– О, да! И ещё подушечки «дунькина радость».

– А вы ели кисель в брикетах сухим?

– Спрашиваешь!

Савелию принесли заказанный ещё вначале шоколадный трюфель, который он пытался подцепить вилкой, отчего тот по сложной траектории улетел в пространство кафе. Тихо подошла девушка с салфеткой, трюфель нашла и унесла на кухню. Мне понравилось, что Савелий только вздохнул, но не смутился. Хмыкнул смешливо и предложил прогуляться «до дома» пешком.

Утром я обнаружила на кухне записку от Михаэля: «Я поехал туда, туда и туда – долго писать». На столе стояли две корзинки. В одной из них я нашла бутылочку со сливками, коробку чайной заварки, свежий багет и завернутый в пергаментную бумагу кусочек сливочного масла. В другой корзинке из тонкой проволоки поверх соломы белела дюжина яиц.

Снаружи воздух уже прогрелся, даже в тонкой хлопковой рубашке было комфортно. Присев на выступ ограды, я заставила себя дышать медленно, расслабить плечи, и отпустить, наконец, сковывающее напряжение. Но так и не смогла остановить лихорадочно мелькающие в моей голове образы Михаэля, Эстер, Брежатых, моих снов, Куратора, моря и каких-то почти материальных обрывков тревоги.

От дум меня отвлекла лишь женщина-почтальон, которая внезапно вырулила на велосипеде откуда-то справа:

– Здрасте! Письма на отправку есть?

Вопрос не показался мне странным, хотя я в жизни не написала ни одного письма. Наоборот, в этот момент я осознала, что просто обязана отправить послание Эстер!

– Есть, есть письмо на отправку! – закричала я, выбегая за ограду.

Женщина была немолодая, но румяная и энергичная. Протянув руку в мою сторону, она нетерпеливо помахала рукой, что должно было означать: «Письмо давайте поскорее, я тороплюсь».

– Я его ещё не написала, потому что не знаю адреса.

– Какого адреса? Своего что-ли?

– Ну и того… это… куда отправлять…

Почтальонша выразительно на меня посмотрела, и в этом взгляде было много эмоций:

– Ну и что с тобой такое: амнезия или дислексия?

– Я не местная.

– Ну, это всё обясняет. Адрес отправителя напишешь «Крутояр». Место это так назвали из-за обрыва на заднем дворе. Кому писать-то собралась?