Алексей Строганов - Пурпурный год. Книга первая

– Саша, передвиньте меня в тень. Только осторожно, пожалуйста. Внутри меня такая замечательная лень, что ликёр не движется. Не расплещите, пожалуйста.

Караганда и Петя решили купаться. Рафа рассказала занятный эпизод. Короткий, какие-то секунды, который произошёл с ней на море. Эпизод действительно занятный. Мужчины уточнили, пустились в рассуждения. Получилось опять весело.

– Петя, солнце сильно печёт. Задвинь меня под маркизу.

Всё-таки решено докурить сигары на ходу. Взяли полотенца и оставили Тётю дремать на террасе одну. По дороге Караганда заглянул в баню, вышел растерянный с телефоном, сигара похолодела джульеттой в углу рта:

– Звонили с работы… Мне завтра на работу…

– Ну наконец-то, – все хором, вместо поздравлений.

– Надо ехать сейчас, до пробок. Где Лиза?

– Не суетись. Я сейчас позвоню Дону, чтобы они возвращались, а тебе не помешает окунуться.

– Не помешает… Определённо не помешает.

Как Андрей всегда разумно говорит. Это его. Совсем скоро, на пляже, он Марусе очень разумно скажет, что лучше ей уехать в город, к матери, с Карагандой и Лизой до пробок. Правильно и лучше, чем попасться под Тётины зубы.

– Зачем ты так со мной? Ты уверен, что я буду тебя благодарить за это потом? Не буду, не буду… – Вот так ему Маруся ответит совсем скоро, на пляже, если решится.

…

За каких-то три четверти часа все, кто создавал на даче шум, исчезли. Сначала Караганда. Собрался по-солдатски, мокрые волосы спрятал под фетровую шляпу с полями, ждал возвращения дочери за рулём огромного внедорожника, бормотал песню из детства: «Не время покуда. Ещё не пора. Ещё трубачи вздыхают согласно…» Андрею пообещал Марусю сдать Наташке с рук на руки, лицо нормальным сделал только на секунду, когда помахал рукой из окна, и тут же глазами упёрся в дорогу: «Не время покуда. Ещё не пора…»

Задний диван внедорожника тесен для Лизы. Она привыкла к сумбурам отца, но спешка с отъездом, забытые пробники духов, едва расчёсанные волосы – это слишком. Колёса сделали всего пару оборотов, а стервозная козявочка продолжила игру в детектива, ужалила Марусю вопросами:

– А ты купалась утром? А вода холодная?

– Не знаю. Нет, – Маруся ответила из своего угла с опозданием, её рука на подлокотнике пошла синими венами.

– Я тоже не рискнула. А Рафа купалась с дядей Андреем, – Лиза покрутила в руке телефон с пляжными снимками, но Маруся не соблазнилась, только дёрнула ресницами.

Не страшно. Вечером Лиза превратит дачный детектив в сплетню для мамы, вынесет неутешительный вердикт Дону, который просто ребёнок и не может понять, как быстротечна молодость у девушки, как рано наступает угасание красоты.

…

Ещё машина Караганды не прошла шлагбаум, как позвонили Петру. Он отошёл в сторону, поговорил, прикрыв трубку ладонью. Вернулся, покусал губы и сказал жене собираться.

– Петя, что стал невесел?

– Работа, Тётя Саша, всё это работа.

Машенька вытянула Поля за ошейник из калитки. Павлик, вцепившись в спину и бок пса, волочился ногами по земле. Рафа вышла с большой сумкой, поцеловала Тётю, Дона и Андрея, освободила Поля. Пёс, позабыв инстинкты, стрелой убежал во двор, спрятался под шезлонгом в дальнем углу террасы.

Щёки прошли круг поцелуев по два раза, и Фишеры ушли к себе в дом собираться. Дон вслед за Полем хотел потихоньку исчезнуть в своём закуточке, но отец напомнил про несобранный инструмент, про крейсер, подготовку к зиме, и мальчик покорно пошёл за отцом в сарайчик.

Дача приготовилась погрузиться в дрёму. Баню Сашка убрал (и когда успел?), розами заниматься – лень. Тётя взяла в компанию коньяк и что-то почитать из стопки пыльных книг, но забытая за суетой проводов тревога, почти зуд, подняла на ноги после двух страниц, заставила спуститься к племяннику в сарайчик.

У Андрея на даче свой сарайчик с верстаком и набором инструментов. По старой привычке пытался столярничать сам, когда подрос Дон, стал приучать сына чувствовать дерево. Мастерили простенькие кораблики и доросли до бронепалубного крейсера первого ранга в масштабе 1:150. Тёте платили аренду колышками, дощечками и ремонтом ящиков для рассады. На фоне разводного процесса этим летом Андрей привёз из города диван, кресло с ушами, два чемодана книг, большую лампу и бесконечную усталость. Крейсер замер в ожидании лучших дней. Шотландский плед, подвиг бесконечно усталой руки, выключающей на ощупь свет со второй попытки, с хлопком закрытая и брошенная на стопку таких же, обречённых на вечное чтение, книга, молчание всего июля и половины августа помогли. К крейсеру Андрей не вернулся, но на одном дыхании нарисовалось, обожглось огнем и облилось красками-лаками панно журавлика на фанерном листе. Для шедевра сын написал стихи:

И хандра прошла.

Дачный сезон заканчивался, мастерскую в сарайчике надо было консервировать. Стапель с недостроенным крейсером накрыть, в чемодан уложить коробку с линейками, угольники, слесарный ерунок, угломерный шаблон, угольник под ласточкин хвост, транспортиры, ручной рейсмус. Ножи (разметочный, нож-косяк, макетные) тоже в чемодан, но в отдельной коробке. Всё. Чемодан упакован. В большой деревянный ящик: японские пилы, лобзики, пилки по дереву и металлу, рубанки №3 (для Дона) и №5 (основной), бульдозер, торцовый, скобель; стамески, стусла, камни для заточки. Это всё будет поднято в дом, на зиму. Теперь коробка с заготовками, и ещё много чего надо прибрать, разложить по шкафам и полкам – то, что останется зимовать в сарайчике, но на пороге силуэт в чёрном, с красным в эпизодах, белое золото везде, где допускает дачный этикет.

– Дон, нам с Тётей надо кое-что обсудить. Как закончим, я тебя позову. Пока займись своим закуточком.

Вот так. Им надо обсудить. С Карагандой они калякают. С дядей Петей – трут. В дальнем шкафу памяти есть ещё пара словечек, но знание их лучше не демонстрировать. Сарайчик отца привалился длинной стороной к забору. Весь он скрыт ёлками и можжевеловыми кустами так надёжно, что с самого высокого места – с террасы – его почти не видно, только крыши кусочек. Такой вот приют лентяя, затворника, заговорщика (нужное подчеркнуть). Если пройти через весь сарайчик, выйти во вторую дверь, там тайна тайн – крошечная полянка, три дубовых чурбака, которые называют плахами, пепельница и дым серьёзных разговоров. В окружении пустых смородиновых кустов, под охраной трёх ярусов иголок можно откровенничать. Так считают наивные взрослые люди. Ладно, пойду к себе в закуточек. Мне тоже надо приготовиться – зима близко.