Евгений Марков - Имперская сказка

А с другой стороны, если я очнусь в психбольнице Ленинградской области, что меня ждет даже если в конце концов, выпишут? После скорее всего продолжительного пребывания в таком месте, вряд ли меня ждет не только университетская карьера, но даже учительство в школе. Скорее всего черная работа, за нищенскую плату до конца жизни. Нет! За жизнь царевичем во дворце, будь то иллюзия или реальность, стоит побороться!

Вперед, следующий урок математика. Я не плохо успевал в школе по этому предмету, даже как-то в восьмом классе участвовал в городской математической олимпиаде. Преподаватель говорил, что у меня есть способности к точным наукам, но затем разочаровался в ученике, увидев отсутствие интереса к его предмету. За четыре года истфака школьная программа была порядком забыта. Хотя, памятью я обладаю отличной и теплится надежда, что сейчас не ударю в грязь лицом. Кроме того, память Николая выдает его слабый интерес к математике, поэтому много требовать учитель не будет.

Василий Арианович Евтушевский, преподаватель математики, полный бородатый мужчина, в очках с круглыми стеклами имел вид несколько скучающий. Ники был уверен в его снисходительности, на математике можно и подремать, и побаловать с Джорджи.

– Сегодня в первой половине урока мы будем проходить меры длины, а во второй решать задачки на четыре действия.

Обычно Василий Арианович, рассказав новый материал, сам решал на доске примеры, не особо утруждая августейших учеников. Он так же, как мой преподаватель в 21 веке, уже разочаровался в отношении обучаемых к его предмету.

– Итак, сколько точек в линии, Николай Александрович?

– Десять.

Автоматически ответил я. О черт, надо было сказать, что не знаю, Ники ведь не знал. А ладно, была не была, удивлю хоть одного преподавателя в лучшую сторону.

– А сколько точек в сотке?

– Восемьдесят четыре.

– Линий в дюйме?

– Десять.

– Дюймов в вершке?

– Одна целая и семьдесят пять сотых дюйма.

– Вы знаете десятичные дроби?

– Да я прочитал о них перед учебным годом, это просто.

– Сколько вершков в четверти?

– Четыре вершка или семь дюймов.

– Должно быть вы выучили всю таблицу?

– Да, конечно.

Как студент историк последнего курса, специализирующийся на отечественной истории, и обладающий хорошей памятью, я помню таблицу русских мер наизусть.

– В футе 12 дюймов, в аршине 16 вершков или 28 дюймов, в сажени 3 аршина или 7 футов, в версте 500 саженей.

– Отлично, а сколько в вершке точек?

Хитро прищурился Евтушевский.

– Сто семьдесят пять.

О черт, кажется, я пересолил. Учитель с трудом поймал падающие с кончика носа очки.

– Я выучил таблицу, зная, что пятый год гимназического курса с этого начинается.

Начал я оправдываться.

– Великолепно, но вы разрушили мне план урока.

Весело и довольно рассмеялся Василий Арианович. А ведь этот учитель ни в чем меня не подозревает, он просто горд успехами ученика.

– Василий Арианович, если вы не против, я бы мог порешать задачки пока вы объясняете тему Георгию Александровичу.

– Ну что же, это выход.

Джорджи смотрел на меня во все глаза, с открытым ртом, до сих пор он гордился что не отстает в математике от старшего почти на три года брата.

– Ну что же решайте задачки с начала этой страницы, сколько получится.

Евтушевский раскрыл передо мной учебник. Примеры были простейшими, 2+3×4; (2+3) ×4 и так далее. Я с удовольствием стал щелкать эти задачки, не прислушиваясь к объяснениям преподавателя для Джорджи. Бедняга, теперь не отвлечешься, остался наедине с учителем. С удовольствием расписываю решения (7+4—3+5).2+3+4=13.2+3+4=26+3+4=33. В этом веке знак умножения».». Постепенно примеры усложняются, (15.3- (3+7+5).2) :( (14+16):3—5) = (45—15.2): (30:3—5) = (45—30): (10—5) =15:5=3

Дальше пошли задачки, написанные словами. Когда Василий Арианович вернулся ко мне, я заканчивал решение задачи: к разности чисел 359 и 16, уменьшенной в семь раз, прибавить 5067:9, из полученной суммы вычесть 27.6 и полученный таким образом результат умножить на 367.

((359—16):7+5067:9) – (27.6)).367= ((343:7+5067:9) -162).367= (49+563—162).367=450.367=

=165150. Эту последнюю задачу я решал с преподавателем, стоящим за спиной и только последнее действие выполнил в столбик, с непривычки дело шло медленно, кроме того, я старался делать все очень внимательно, в таких примерах легко ошибиться по невнимательности.

– Отлично, Николай Александрович. Вот видите стоит только немного постараться и математика станет легкой и интересной.

Евтушевский просто лопался от гордости и удовольствия. А ведь он проверял меня считая в уме все до последнего действия. Математический гений чертов! Я так никогда не смогу. Георгий подошел к нам и ошеломленно стоял рядом. До конца урока я продолжал решать, все усложняющиеся примеры на четыре действия, а Георгий переводил одни меры длины в другие. Математик ходил от одного ученика к другому и выглядел именинником.

Следующий урок верховая езда. Здесь приходилось полагаться только на память Николая, Трифонов никогда не ездил верхом.

– Ники, а когда ты успел выучить математику, ни разу не видел тебя в Петергофе с учебником?

Почти два предыдущих месяца царская семья провела в великолепной Александрии, отдыхая и принимая датских родственников мамы. Евтушевский дал нам учебники на лето, но, как и все подростки, Ники и брат не были расположены отвлекаться от летнего отдыха.

– Джорджи, ты думал, что я читаю только Лажечникова, но больше времени занимала у меня книжка математики.

Георгий, совершенно справедливо, с сомнением посмотрел на брата. На самом деле Николай даже не брал учебник в Петергоф, а вот роман" Дочь панцирного боярина» он прочитал полностью. Надо будет хотя бы заглянуть в книгу Евтушевского, неизвестно есть ли там вообще меры длины и примеры на четыре действия. Ну да ладно, Джорджи все равно не будет меня проверять.

Между тем, мы закончили переодеваться в костюмы для верховой езды. Темно синяя венгерка с золотой шнуровкой, высокие очень удобные сапоги мягкой кожи со шпорами. Шпоры, кстати, предмет зависти Джорджи, ему в отличии от старшего брата пока не разрешали ими пользоваться на тренировках. В остальном наши костюмы одинаковы, повседневные мундиры лейб-гвардии гусарского полка. Я с удовольствием рассматриваю себя в высоком зеркале нашей с Джорджи передней. Как же ладно сшито! И смотрюсь я в этом мундире куда лучше, чем в детской матроске. Не даром гусары пользовались таким успехом и гордились своей военной формой. Но насладиться своим бравым видом времени не было, надо спешить в манеж.

Мимо главного корпуса мы быстро шагали к находящимся за кухонным каре конюшням. Дорога пролегала через «серебряный луг», поросший высокими дубами. В мое время остался только один дуб, переживший вторую мировую войну, а сейчас на лугу между дворцом и озером целая маленькая дубовая роща. Господи, и это великолепие мой дом! И дворец, и парк, черт, даже в груди защемило от восторга. Причем это чувства именно мои, Николай относился к дворцам как к обыденности, а домом скорее считал Аничков дворец.