Владимир Лазарев - Последняя история мира

Николас с неудовольствием отметил, что Гарстону была свойственна чрезмерная тяга к эффектным трюкам и дешевым зрелищам, когда возбуждение последнего в разы усилилось при виде отодвигавшейся вбок плиты, будто капитан ни разу не бывал в доме собственного хозяина. Сделав этот вывод, Николас охладел к ненавязчивой харизме Гарстона так же быстро, как совсем недавно проникся к его ораторскому навыку, и, проследовав за капитаном под прохладный свод пирамиды, вновь вернулся к более знакомому для себя состоянию ненависти, стыда и страха.

Внутренний коридор был абсолютно пуст, как и подступ к самой пирамиде. Слишком навязчиво разило парафином – стены коридора по всей длине были завешаны канделябрами с горящими свечами. Никаких ответвлений по бокам Николас не обнаружил, хотя он не сомневался, что пирамида полнилась ходами, скрытыми от глаз гостей, а может быть, даже и охраны. Впереди показалась вырезанная все из того же мрамора лестница, по которой пара и устремилась наверх. Когда Гарстон распахнул перед Николасом дверь, венчавшую конец подъема, Старому Псу вновь пришла пора удивляться – из дверного проема изливался яркий дневной свет, будто пирамида на самом деле не имела крыши. Сощурившись, Николас вошел в покои Ксарваса Хория.

Король Латриса всегда принимал своих гостей стоя, и этот раз не стал исключением. Наготове у него была неизменная вежливая улыбка, которую он натянул на лицо в тот же момент, когда глаза гостей более-менее привыкли к резкому свету – но ни мгновением раньше. Когда Николас вновь обрел способность воспринимать окружающий мир, прежде всего он увидел именно эту улыбку.

– Господин Савиар! – воздух пронзил резкий каркающий голос. – Мое почтение вам и славному городу Левиафану.

Внешность Ксарваса Хория не менялась уже два десятка лет. Однажды, на пике молодости, он безвозвратно постарел, и с тех пор его тело перестало отзываться на императив времени. Голова была свободна от волос из-за сильных ожогов, происхождение которых Николасу довелось увидеть лично. Хитрые глаза все так же скрывались за узкими морщинистыми щелками, по скрытности соперничавшими разве что с тончайшей линией губ.

– Здравствуй, Ксарвас, – устало выдохнул Старый Пес. – Оставь своих «господинов», будь так добр. Не делай эту встречу еще более невыносимой для нас обоих.

Стоявший за спиной Николаса Гарстон выпучил глаза от такого неожиданного панибратства и вопросительно взглянул на своего короля. Ксарвас поймал его взгляд и лишь улыбнулся слуге в ответ.

– Будь по-твоему, старый ты пес, – почти дружелюбно прохрипел хозяин пирамиды. – Присаживайся ко мне поближе.

Николас, явно не желая тратить ни секунды, сел в предложенное ему кресло.

Ксарвас Хорий никуда не торопился и изучал старого знакомого взглядом, делая вид, что угадывает цель его визита, хотя ему было прекрасно о ней известно. Когда он понял, что Николас сам вот-вот задаст нужный вопрос, то незамедлительно перебил его.

– Пришел за Крысами, Николас?

– Именно.

– Ничем не могу помочь.

Комнату поглотила звенящая тишина, в которой слышалось только неспешное постукивание костлявых пальцев Ксарваса. Николас немигающим взглядом впился в человека напротив и, казалось, выжидал чего-то – можно было вполне справедливо заподозрить, что зубы церковника вот-вот начнут скрежетать самостоятельно, без ведома своего хозяина. Ксарвас же явно не собирался вносить какую-либо ясность. Суровый взгляд оппонента он выдерживал без каких-либо затруднений.

– Объясни, – лед в голосе Николаса выдавал его плохо скрываемую ярость с головой.

Приводить какие-либо объяснения не входило в список привычек короля Латриса, поэтому их неизбежность заставила его причмокнуть от досады и резко выдохнуть на манер недовольной лошади.

– А что тут объяснять, дорогой мой Николас? Никого из них в Латрисе нет, это я тебе могу сказать наверняка. Когда были тут последний раз, намеревались сложить свои головы на Границе, – Ксарвас позволил себе угловатую ухмылку. – Чем успешно и занимаются. По моим источникам, пятеро достигли цели, так что в живых остались лишь четверо, хотя и это не точно. Вот и вся история.

– Ты не можешь, просто не можешь не знать чего-то более стоящего, – голос Николаса слегка выровнялся, но все еще плохо выполнял свою дипломатическую роль.

– Приму за комплимент, Николас. Хотя и незаслуженно, конкретно в этом случае. Ребятки растворились в степях Ауралоса, а там у меня, несмотря на мою дружбу с нашими диковатыми соседями, ушей нет. Ну чего ты от меня еще хочешь? – с недовольством, которое показалось Николасу наигранным, подвел итог Ксарвас.

Старый Пес поднялся с кресла и, бросив очередной испытующий взгляд на короля блудного города, направился было к выходу, но Ксарвас остановил его жестом руки.

– Позволь моему незаменимому Гарстону проводить тебя до светлейшего правителя Латриса. Ты ведь наверняка направляешься к нему? Это правильно, – снова угловатая ухмылка. – Сам я еще не удостоился аудиенции по твоему, Николас, вопросу. Да мне и, признаться, неинтересно это дело. А с Гарстоном тебе будет веселее. Он про Крыс знает столько баек, про их былые дела, что закачаешься!

Николас лишь молча проследовал к выходу, даже не взглянув в сторону Гарстона. Спускаясь по винтовой лестнице вниз, Старый Пес услышал, как Ксарвас Хорий сетовал вслух на то, что гость даже не поинтересовался, откуда в комнате без окон столько дневного света.

– А ведь там такая сложная система зеркал! – доносился притворно-оскорбленный голос. – Даже не поинтересовался, даже не спросил…

Гарстон, мягко говоря, чувствовал себя неуверенно рядом с ледяной глыбой по имени Николас Савиар. Вымуштрованные манеры, которые совсем не шли прожженному солдату преступного мира, заставляли его испытывать тяжелейшее смущение перед осаженным гостем. Старый Пес, в свою очередь, понимал неудобное положение спутника, но не стремился облегчать его положение. Мысли Николаса были полностью обращены к тому, что ему предстояло сделать. Он допускал, что Ксарвас откажется помогать ему конвенциональными методами – и, судя по его намеку на посещение «настоящего» правителя города, дела так и обстояли.

«Пусть так, – думал Старый Пес. – Играй в свои игры, Ксарвас. Можешь играть сколько хочешь, можешь притворяться, что у тебя есть выбор. Сохраняй лицо. Делай все это – но помогай мне. Иначе… Да простит меня Господь».

Тем временем Гарстон достиг предела терпения и решил, что лучше говорить о чем угодно, лишь бы не корчиться в молчаливой тени «дорогого гостя».

– Уверен, наш светлый правитель, да будет на него милость Божья, обязательно поможет вам, господин Савиар! – без запинки выговорил капитан и бросил короткий взгляд на Николаса со слабой надеждой увидеть участие в его глазах. Каково же было его удивление, когда вместо ожидаемого гнева, или, еще хуже – безразличия, Гарстон увидел сначала глубокую задумчивость, а затем – живой интерес.