Владимир Лазарев - Последняя история мира

На этот раз Йонна не стал дожидаться помощи Флэя – незаметно подкравшись к Элен, он резко схватил ее за руку, в которой та сжимала рукоять ножа. Вопреки всеобщим опасениям, она не сопротивлялась – только повернула голову в сторону брата и разжала пальцы.

Йонна был счастлив. Он помог Элен подняться и, несмотря на то, что она была покрыта чужой кровью буквально с головы до ног, без колебаний обнял ее. Через плечо брата девушка увидела улыбки на лице ее друзей – и вот уже все четверо вновь переживали то прекрасное чувство, объяснить которое они не могли, да и не пытались. Восторг переполнял каждого из них – очередной враг втоптан в землю. Они живы. Сегодня удачный день.

Но мертвец нетерпеливо требовал размышлений. Йонна предоставил друзьям возможность обыскать тело и погрузился в раздумья. Он понимал, что все хотят как можно скорее двигаться дальше, вглубь Ойкумены, к цели. И все же он необычайным образом ощущал себя прикованным к этому месту. За последние два дня здесь произошло что-то, чего Граница, вероятно, не видела с начала своего существования. Тот рыбак – вовсе не рыбак, а бедолага, лежащий поодаль на земле, следил за ними по непонятным причинам.

– Флэй, – обратился к тому Йонна. – Ты сказал, что он стрелял в тебя?

– Верно, – подтвердил Флэй. – Но огнестрела и след простыл. Сгинул, должно быть, в реке.

Йонна какое-то время смотрел на противоположный берег и аккуратно взвешивал свои дальнейшие действия. Он выбирал между благоразумной и, вероятно, крайне опасной затеей. Как следует все обдумав, он повернулся к друзьям и уверенно произнес:

– Давайте-ка отмоемся, насколько возможно, от этого шпиона и вернемся к лодке. Надо как следует обыскать ее.

Сказать, что Николас Савиар, верный слуга Патриарха Левиафана, которого на малой родине беззлобно и с почтением называют «Старым Псом», ненавидит Латрис, – значит ошибочно упростить его отношение к этому городу. Да, ненависть, конечно, присутствовала в том клокочущем котле, который закипал внутри Старого Пса каждый раз, когда тот по долгу службы посещал Латрис. Если бы кому-нибудь пришло в голову попросить его описать ощущения, когда он вынужденно прохаживается по улочкам блудливого города, а ему по непонятной причине захотелось бы ответить откровенно, то он бы и сам начал свою исповедь именно с ненависти. Но после на сцену незамедлительно вышел бы стыд. Стыд настолько многогранный, что ненависти пришлось бы отступить на второй план за неимением таких многочисленных и пестрых оттенков. Николас стыдился себя, ведь гнев – это смертный грех. Стыдился за неисчислимые армии проституток, воров, лжецов, дикарей, торгашей и убийц – словом, за тех, кто сам не стыдился себя. Наконец, он стыдился за свой родной город, Левиафан, ведь именно его владыки были ответственны за основание этого места и его последующий упадок.

Николас ненавидел Латрис и стыдился его.

Но в душе Старого Пса таилось также нечто такое, в чем он сам с трудом себе признавался. Закаленный боями, постами и всевозможными лишениями Николас испытывал страх. Нет, он не боялся местных воротил преступного мира и того, что они могли – и уже пытались – с ним сделать. Не боялся быть отравленным трактирным поваренком, не бросал тревожных взглядов на особенно темные закоулки и уж точно не трясся при виде богомерзких ритуалов оседлых дикарей, когда-то на словах принявших Христа. Его страх можно было назвать праведным, ведь больше всего во всей Ойкумене он боялся поддаться этому месту. Выпивка, продажные женщины, азартные игры, кулачные бои, еще раз выпивка и еще раз продажные женщины – вот полный список того, чем интересовался простой люд Латриса от мала до велика, от рассвета и до заката. Вечно пьяные гуляки как по расписанию еженощно бродили от трактира до трактира, поглощали на своем пути все добродетели и под утро падали бесчувственными телами. Николасу даже доводилось слышать, что один местный лекарь изобрел какой-то толченый порошок, вдохнув который человек пьянел и глупел быстрее, чем от самого крепкого вина. Старый Пес искренне верил, что в Латрисе возможно и не такое.

Среди ревущей суетящейся толпы, через которую приходилось прорываться, если твой путь лежит в жилой центр города, отстраниться от этой липкой смеси чувств было практически невозможно. Николас даже поймал себя на мысли, что ему не терпится как можно скорее приступить к заданию, несмотря на то, что ему давно не доводилось так противиться отданному приказу. Николасу предстояло встретиться с закулисным королем Латриса, Кса́рвасом Хо́рием, и заручиться его помощью в поиске группы опаснейших людей за всю историю Ойкумены, как их окрестил Патриарх Левиафана.

Для жителей Латриса Ксарвас был человеком достаточно омерзительным, чтобы избегать его, и слишком влиятельным, чтобы решиться на это. Если ты располагал чем-то хоть сколько-нибудь ценным, Ксарвас имел от этого долю – и это являлось скорее непреложным законом, на котором основывалась его власть, нежели проявлением непомерной жадности. Стоит ли говорить, что весь Латрис был опутан сетями Ксарваса. Армия компетентных, жестоких и решительных людей обеспечивала суверена неограниченной властью вот уже долгие годы. Этим он кардинально отличался от номинального правителя Латриса, ставленника Левиафана, с которым Николасу тоже было необходимо встретиться. Неизбежность грядущей аудиенции мучила его. К поставленному правителю Латриса Старый Пес испытывал отвращение настолько нестерпимое, что отложил даже само имя этого бесполезного слизняка на неминуемое «потом».

Тем временем пробираться через толпу становилось все сложнее – верный признак того, что Николас приближался к центру города. Казалось невероятным, как только внешние стены этого муравейника не расходились по швам от нескончаемого живого потока. Николас, с годами лишенный былой ловкости, применял грубую силу, бесцеремонно расталкивая локтями гомонящий народ.

Наконец впереди забрезжил просвет – бесконечная внешняя базарная улица, огибавшая кольцом центральный лабиринт жилых переулков, отпустила Старого Пса. Его взгляд тут же зацепился за пятерых людей возле прохода в одну из подворотен. Едва отличимые от всех остальных, они выделялись хотя бы тем, что были единственными, кто стоял неподвижно, будто выжидая кого-то.

Отчасти так оно и было. Все без исключения, кто проходил мимо неподвижных фигур, замедляли шаг, прежде чем отправиться к сердцу Латриса по своим делам. Николас знал, для чего это необходимо. Пятерка заглядывала в лицо каждому прохожему и высматривала должников, потенциальных должников и просто подозрительных личностей. Похожие стайки стервятников Ксарваса ежедневно стояли на всех подступах к центру – первый рубеж личной безопасности короля. И это были отнюдь не рядовые дозорные. Обычно в такую группу входил как минимум один человек, занимавшийся преимущественно нищими, один сборщик торговых «налогов» и, конечно, спец по торговле людьми – и каждый из них обязательно обладал хорошей памятью на своих подопечных. Индивидуальные таланты каждого отдельного слуги Ксарваса умело соединялись им воедино, благодаря чему уродливый организм под названием «Латрис» функционировал более отлаженно, чем все остальные города Ойкумены.