Константин Максимов - Игра знамёнами. Часть вторая: «Крамола небесная»

Этих воевода, похоже, прикончил спящими, поскольку лежали они в характерных для этого занятия позах. Если бы не натёкшие под ними лужи крови, можно было подумать, что они всё ещё спят.

Интересно, они не замёрзли ночью? – вдруг влезла в голову неуместная мысль – Ведь уже осень, а они – голые.

Всего за полчаса метаний зверь обнаружил четыре десятка тел.

Лес, только что казавшийся светлым и даже каким-то радостным, всё больше напоминал мрачную страну смерти, в которую не раз попадали герои вятских преданий и былин.

Кстати, располагалась она примерно в этих же местах.

Даже жутко было представить, что тут творилось ночью. Воображение тут же нарисовало мечущуюся и разбегающуюся в испуге в разные стороны толпу мерян, для которых родная земля в один миг превратился в чужое и страшное место. И бесшумную тень, которая подобно безносой старухе Маране носиться между ним, сея смерть каждым своим прикосновением.

От осознания того что этот… то ли человек то ли демон… накрошивший бесову кучу народу, бродит где-то неподалёку, мужское отличие волка пришло в движение. Правда, совсем не так как давеча на поляне – теперь оно норовило наоборот – поглубже втянуться в муди.

А может быть, он видел сейчас и все его метания по этому лесу? Сидит где-нибудь за кустом, и скалиться, предвкушая очередную свою шуточку?

От таких мыслей Волченю и вовсе мороз продрал по коже.

А в следующий миг его предположение подтвердилось. Витязь и вправду всё это время был неподалёку.

Вот только следить за своим «подопечным» он никак не мог.

А как тут уследишь, если находишься без сознания?

Мало того – висишь вниз головой, подцепленный за ногу ременной петлёй?

Лапа зверя легла на оголовье кинжала.

Похоже было на то, что этой ночью лихой витязь, в полном соответствии с одной из самых излюбленных своих прибауток, всё-таки нашебаршил себе полон рот приключений.

Возможно даже в последний раз.

Конец осени. Залесье. Окрестности города Гостов

Протяжные звуки бубна разносились далеко окрест. Повинуясь их ритму, трое жрецов, облачённых в шкуры священных животных – бера, лося и кабана, обвешанных огромным числом бубенчиков и брекотушек, беспрерывно вертелись и скакали вокруг гигантского идола, вырезанного из цельного ствола огромного дуба. Изображал тот могучего мужа с суровым лицом, всклокоченной бородой, длинными волосами, простёртой вперёд десницей и встопорщенным удом.

К его подножию были привязано несколько голых пленников – вперемежку мужей и жён.

Не будь капище мерянским, можно было предположить, что волхвы готовятся принести жертву Волосу – хозяину всех лесов и повелителю всех зверей. Но кто знает этих дикарей, – каких богов они славят, помимо своих камней?

Святилище располагалось на вершине невысокого, но крутого пригорка, являвшего собой центр обширного городища. Включавшего, по меньшей мере, нескольких сотен домов с дворами, раскинувшихся вокруг капища замысловатой сетью улиц и переулков.

Городище было не только большое, но и хорошо укреплённое. Кроме двух рядов высокого частокола, за которым присматривали явно лучше, чем на том приснопамятном погосте, с двух сторон его прикрывали две узенькие, но топкие речушки. С третьей – немалых размеров озеро.

А с четвёртой стороны лежал широкий пустырь – стрелища в полтора-два, отделявший городища от другого поселения – куда менее обширного, но значительно лучше защищённого.

Точнее даже крепости. Она стояла на высоком холме с обрывистыми склонами, и была обнесена саженными бревенчатыми стенами с полудюжиной боевых веж.

Это и был тот самый Гостов, куда так хотели попасть княжич со спутниками.

Вот и попали.

Как бер в шкуродёр.

Здесь Волчене предстояло предстать перед судом наместника.

Вот только тому в ближайшее время явно будет не до этого. Ведь и самому Олегову сродственнику вскоре, по всей видимости, предстояло испытать на себе нечто подобное.

Тот самый пустырь, который в мирное время, скорее всего, использовался в качестве торжища, и, вполне вероятно – всё невидимое отсюда пространство вокруг холма, заполонили несметные толпы мерян. На глаз никак не меньше нескольких сотен. И они явно готовились к бою – яростно потрясали самым разнообразным оружием, и воинственно пританцовывали под звуки всё того же бубна, примитивно копируя движения жрецов на капище. Те же своими танцами, видимо, пытались снискать благоволения у богов. Дабы те даровали удачу в предстоящей атаке на город.

Волченя, как искушённый в воинском деле муж, мог предсказать её исход и так – без помощи высших сил. У дикарей не было с собой никаких приспособлений для того чтобы взбираться на стены. Разве что они будут делать это по вонзённым в брёвна копьям или топорам. Что при их «сноровке» вряд ли было возможно. Не смогут они и поджечь укрепления. Поэтому им, скорее всего – предстояло понести огромные потери и бесславно отступить.

Но знал он и другое – стены ведь тоже защищают люди. А если их боевой опыт ограничивается парой-тройкой стычек с такими же вот… мерянами, они вполне могут струхнуть, и показать атакующим спину. И тогда никакие крутые склоны и стены с вежами Гостов не спасут.

Но подобного никак нельзя было допустить. Хотя бы для того чтобы частично загладить собственную вину.

Для того чтобы выяснять что здесь происходит, их отряду потребовалось два полных дня. Гридням пришлось несколько раз пробираться в лагерь осаждающих, в надежде добыть хоть сколько-нибудь осведомлённого языка. Дважды приведённые полоняники оказывались пустышками, и ничего толком не могли рассказать. Кроме того что, мол, совсем скоро все святотатцы будут жестоко наказаны. И только третий, по всей видимости, какой-то вождь, поведал, наконец, отчего это мирная последние полвека меря вдруг разбуянилась и, поправ все законы, пошла войной на соседей.

По его словам, началось всё несколько лун назад. Когда по этим местам начал бродить какой-то странный проповедник. Он славил старых богов, и пугал всех гневом высших сил. Одевался при этом как жрец Волоса, вот только выглядел совсем не по-здешнему – ликом тёмен, волосом – черен, носом – горбат, взором же – яростен. Он стращал, что совсем скоро грядёт великая битва, за которой придёт неизбежный конец света. И требовал от людей сделать выбор – за каких богов они будут стоять в свой последний час – за старых, доставшихся от предков, или за новых – принесённых завоевателями. От этого, мол, зависит – попадут они после смерти в ирий или будут стынуть на вечном морозе.

При этом он творил лютые чудеса. Бывало, встанет против него с супротивным словом какая баба-большуха, так он из неё духа злого прилюдно изгонит. В виде ящерицы или змеи. Вынутой из малого разреза на шее. Или из уды. А скажет что поперёк муж добрый – заставит того окаменеть и целый день столпом стоять. Пока не смилуется.