Петр Илюшкин - Страшная граница 2000. Часть 1

– Колдун! Что будем делать? В жалобе много странностей. Особенно настораживает полная безграмотность. Это странно. Комендантше простительно. Она без образования, муж был прапорщик. Но остальные двадцать подписантов почему безграмотные? Они же служат в погранвойсках! Неужели такие кадры у вас тут?

– Не могу знать! Дело не в этом. Коменданша лично заинтересована, чтобы я не проводил расследование. Сама же говорила, что связана с начфином. Непонятно поведение жильцов общаги. Заинтересованы ведь, чтобы я помог условия улучшить, цены грабительские снизить. А они кляузоны подмахивают!

Мирохин почесал подбородок:

– Давай так. Я напишу, что дело рассмативается в суде. Мол, ты подал в суд. На опровержение. А ты реально подавай. Пускай комендантша доказывает свои обвинения. Но если докажет, что ты колдун, тогда извини! Придется тебя раскулачивать. Не поможет тебе колдовство!

Я лукаво улыбнулся и достал из портфеля лист бумаги:

– Вот, посмотрите, как впечатлило моего брата-иконописца посещение нашей общаги.

На рисунке была изображена оплывшая безобразная жаба, строчащая донос. Вокруг неё скопилась всякая нечисть – змеи, крысы, свиньи, ослы. Все они застыли с ужасными гримасами на отвратительных мордах. И веяло от них таким жутким холодом, что Мирохин невольно вздрогнул:

– Ты что! Подразумеваешь под этими тварями население общежития?

– Конечно же, нет. Но реалии общаги намного интереснее. И просто непредсказуемы. Вам будет очень любопытно там побывать инкогнито. И Вы подсмотрите такие сюжетищи, пред которыми блекнут и «Дикий помещик», и «Воронья слободка», и даже «Вий».

Мирохин поначалу не соглашался втравить себя в эдакую несерьёзную авантюрку. Несолидно как-то. Но любопытство взяло верх.

План действий был таков. Моя комнатушка временно пустовала, так как жена с сыном лежала в больнице, а меня с дочкой временно приютил друг. В общажную конуру и должен был прибыть Мирохин. Под видом коллеги. Естественно, в военной форме, при полковничьих погонах.

Облупленную четырёхэтажку, куда нас днем привозила комендатша, в темноте отыскать было нетрудно. Фасад её, украшенный громадным мраморным крыльцом, светился и мигал разноцветными манящими огнями. Здесь базировалось и солидное министерство, и шикарное казино, и пышногрудая сауна.

Все эти скромные заведения ютились в подвале, а также на первых двух этажах. А погранцы шиковали на двух верхних.

– Крыльцо это – не про нашу честь! – объявил я. И повел гостя вокруг здания. – Там, с черного хода, и заходят люди второго сорта, то есть погранцы.

Мы прошли между множества вонючих мусорных баков, отбиваять от прыгающих из них котов. Отмахнулись от бродячих собак и БОМЖей. Прошли мимо мрачных могильных склепов.

Показав на склепы, белеющие в мглистом таинственном лунном свете, я пояснил:

– Здесь до революции было Варварьинское кладбище. Мы все тут ходим на костям и черепам! Гарабасма! Ужас!

Поднявшись по неосвещенной, выщербленной пожарной лестнице, я напутствовал гостя:

– Сейчас зайдёте в коридор, наткнётесь на дубину. Не пугайтесь! Это прибитый к потолку пограничный столб. Рядом с ним – новогодняя облезлая ёлка. Опять же присобаченная к потолку. Это всё – нововведения комендантши. Ну а остальное увидите сами.

– Не понял! А днем мы как заходили? Не было столба!

– Специально для Вас коменда открыла вход через министерство! Чтоб не пугать Вас плесенью и елками на потолке!

В смутных сомнениях и неясных предчувствиях («а не сбежать ли, пока не поздно, в самую захудалую гостиницу») переступил полковник Мирохин скрипучую общажную дверь, ведущую в мрачный неосвещённый коридор. И тут же задел головой столб, прибитый к потолку. А потом задел и елку, о которой я предупреждал.

Как истинный интеллигент, он хотел испросить разрешения на своё прибытие у кого-либо из администрации. Но его настойчивый стук в стеклянное окно, прорубленное в двери с табличкой «Вахта», действия не возымел.

Лежащие внутри, на старорежимном диване, три престарелые тётки были оглушены дико орущим телевизором, а потому на посторонние звуки не реагировали. Они лишь чему-то ухмылялись и периодически поводили окулярами мощных очков. При этом жир на их телесах, подбородках и шеях трясся наподобие студня.

Приглядевшись внимательнее, в одной из них Мирохин угадал саму комендантшу Омеленко, мастерски изображенную на шарже Ильина: оплывшие формы, здоровенные помятые остатки пышных когда-то грудей, ужасно дряблая пергаментная кожа, застывшая гримаса презрения на большеротой жабьей физиономии.

Гонимый любопытством, Мирохин решил сразу же, не заходя в комнату, проверить реальность того, что с таким негодованием я ему «нарисовал».

И действительно, дойдя до конца коридора, он наткнулся на столб, от которого шёл забор из колючей проволоки. Забор этот разделял узкий проход на две равные части.

Один «фарватер» вёл к фанерной перегородке, возведённой, как знал уже Мирохин, подполковником-кадровиком Саломахиным по секретному договору с начальником тыла округа.

Саломахин в общем-то мог занять и пустующие комнаты. Но его боевая подруга Аллочка была стратегом. И строго приказала: «застолбить» угол коридора, а затем уж прихватывать и другую, комнатную жилплощадь. А чтоб соседу-майору не вздумалось близко даже приближаться к их законному метражу, решено было возвести забор из колючей проволоки.

Обиженный майор Серебянский в отместку обмотал «колючкой» вход в один из общественных туалетов, набил вокруг острых гвоздей, провёл электроток и навесил табличку с черепом, костями и надписью: «Частная собственность! Не входить – убьет!»

«Я сошла с ума, я сошла с ума, я сошла с ума!..» – завелся вдруг динамик, подвешенный под потолком, известной и очень надоедливой «психической» песней.

Из-за двери ближайшей комнаты послышался истеричный женский визг:

– Кобель драный! Только трахаться и жрать приходишь! Очнувшись от небольшого ступора, Мирохин зашёл в общую кухню. Чтоб убедиться в правдивости моих слов о том, что якобы электророзетка расположена под самым потолком, и ток туда поступает лишь из кабинета комендантши.

Кухня заставила полыхнуть щёки полковника. На подоконнике сидела, широко раскрыв ноги, длинноносая особа, и сладострастно охала. Ей в промежность уткнулась здоровенная собака, еле сдерживаемая огромной обрюзглой тёткой.

На всё это дело с разинутым ртом смотрела худая молодуха, стоящая в позе цапли – одну мосластую ногу она подтянула себе под самый пах. В руке ее дымилась папироска, а грудь разрывал чахоточный кашель.

Она-то первой и заметила нежданного гостя, резко заверещав:

– Полковник, пшёл вон отсюдова!