Александр Лепенский - Суицид лезвием книги. Монологи Пальтиеля

Все после этого стало еще душевнее. Музыка стала грустнее, улыбки спокойнее, даже с легкой усталостью, счастливой усталостью. Так бы, наверно, все и закончилось, если бы Макс не сказал, что тут есть склад с лыжами, потому что зимой это горнолыжный курорт. А я, дурак, в шутку предложил устроить гонки на лыжах по асфальту. Но кто-то воспринял это не за шутку. Потому уже через 10 минут мы взламывали склад с лыжами, хотя это было несложно, ведь он открыт. Свет мы там не включали, а в темноте только было слышно: «Тихо, тихо, тише». Светя фонариками телефонов, мы взяли 4 пары лыж и 8 палок, что уже вызывало безумное счастье, а потом вышли за пределы базы, потому что там была более широкая асфальтированная дорога. В забеге участвовали я, Макс и еще двое. Нам казалось, что делалось это все тихо. Но нам именно казалось. И все же старт был дан, и мы помчали. Ну, как помчали, я упал сразу и просто начал больно смеяться, действительно, щеки уже похудели, и так было со всеми, хотя кто-то даже неплохо катил. Но как я и говорил, нам только казалось, что все это достаточно тихо, потому что лицо сторожа с фонариком я не забуду никогда. Он что-то кричал и смешно бежал, почему-то за мной. Какая же бессмысленная идея была убегать от него, ведь все вещи все равно в доме, но я бежал, все мы в какой-то момент с испуганным смехом оказались на территории, около своего дома. Мы поняли, что нет смысла, потому надо сдаваться. Сторож пришел, орал на нас, грозил полицией. Но прежде позвонил ответственной за это место. Мы уже смеялись тише, где-то шептались и захотели спать, но минут так через двадцать пришла женщина, которая передавала нам ключи. После нее приехала полиция. Веселье чуть нарушилось, нам высказывали о никчемности поколения, а эти разговоры меня всегда выводили из себя. Но меня успокаивал Максим, и все же в перепалки словесные я вступал. Не грубо, логично, но повышенным тоном. Полицейские продолжали смотреть на нас свысока, а позже забрали с собой, но только тех, кто катался на лыжах. Нас поместили в такой грузовичок, в котором сзади стояли две лавочки, на них мы и сели. Все равно пытались улыбаться, но сил особо не было, мы точно не винили друг друга, знали, что это вспомнится с улыбкой. Мы просто договорились возместить ущерб за лыжи. Когда нас привезли в участок города, то сняли с каждого шнурки, ремни, сказали сдать телефоны. Время было уже ближе к пяти утра, и перед тем, как отдать свой мобильный, я написал сообщение Ализ.

Я соскучился.

Эта тема не была закончена, потому стоит рассказать, как все продолжалось. И вообще я хочу напомнить, что самое главное событие во всем рассказе – это как раз то, что повлеклось за той самой книгой. Что случилось после ее написания. И сейчас мне кажется, я достаточно подготовил вас для продолжения. Истина уже где-то рядом. Знаете, мне действительно тяжело давалась та книга. Не только в плане написания, но и психологически. Ведь все то пережитое и без того из меня никогда не уходило, а здесь я решил разложить себя на общее обозрение, оголить прямо перед всеми. При этом, перенося все на бумагу, снова втыкал в себя иголки. И так было почти до самого конца. Но все же, забегая вперед, после полного написания книги мне стало значительно легче. Еще в пору, когда писал блог, он для того и создавался, чтобы отпустить что-то негативное, чтобы не сходить с ума, и это была рабочая авантюра, пусть и на несколько граммов, но все же. Такой эффект был и по окончании книги.

Как я и сказал где-то выше, книга писалась уже значительно быстрее, чем в самом начале. И вот, спустя месяц моего прибывания было изложено приблизительно семьдесят процентов от общего объема. Изначально я планировал справиться за две недели. Из родного города я получал ежедневные звонки от Вероники, она скучала, спрашивала про процесс, хвалила меня и ругалась, и все это могло уместиться в одном диалоге. За эти тридцать дней я четырежды не ночевал дома, однажды уснул на ступеньках набережной, посрамленный выпиванием безграничных напитков. Целовался с двумя дамами, не дрался. Семь раз разлагался от боли в желудке, которая усиливалась с каждым выпитым стаканом. Наверно, та пища, что я употреблял, не очень сочеталась с алкоголем, потому я даже попробовал пересмотреть рацион. Но знаете, там, проснувшись на ступеньках, мне писалось лучше всего. Это был бесконечный поток искренних идей, слова выдавались танцем, просто кружились, и получалось правильно, технично. Даже несмотря на то, что писалось в телефон. Это то состояние, когда ты проснулся практически в один момент с городом, не в плане людей, а с самим городом, как с тем, что можно пощупать. Я тогда сходил за бутылочкой пива и породил состояние восхищения, сидя под утренним солнцем, которое напекало, увозя меня быстрее в опьянение. И мир в этот момент будто сделан из фотографий, такой плавный, и успеваешь все разглядеть. Именно поэтому строки там были сильные. Я выкуривал сигарету за сигаретой, черт, да я даже сейчас закурил, потому что снова улыбаюсь тому дню. Я помню, как ближе к восьми утра скинул всю эту писанину Ализ, и та спустя двадцать минут написала, что, по ее мнению, это самое искреннее, что я писал. И она была права. Самое обидное, что после этого возвышенного состояния наступает тоска. А во времена тоски я думал о Ней. Не об Ализ. О Ней. Мне всегда казалось, что если сейчас я выбегу на улицу, то найду Ее, встречу, и все придет к своим местам, и книгу эту писать мне уже не нужно будет. Но сколько бы раз я ни представлял нашу встречу, в реальности этого так и не происходило. Да и что я сказал бы Ей? Мы в прошлой жизни были с Тобой вместе, любили друг друга, и вот в один день погибли в автомобильной катастрофе, потому что я чуток срукожопил, и эврика! Я нашел Тебя! Так? Серьезно? Это похоже на пикап-хренап-херарап, или как там, пыкмыкпкк. Ага. Интересно, как они это будут переводить на английский?

– Саша, что значит пыкмыкпкк, как это перевести?

– Хм, попробуйте – pykmykpkk.

– Ого, глубоко.

Ну, как-то так. Я же, черт возьми, не переводчик. Хотя на китайском было бы, наверно, интереснее. Ладно, вернемся к Ней. Конечно, я в тот день на набережной написал очередное письмо. Где рассказал о своих скитаниях, как продолжаю ждать, скучать и во что-то верить. И как говорил ранее, не знаю, во что мне лучше верить. Но книга во многом была посвящена именно Ей. После этого письма я получил очередное сообщение от Ализ, в котором она утверждала, что я вновь пьяный. А я не пьяный, я тоскливо счастливый. Был в тот момент. А позже я уснул. Крепко и до самой ночи, продолжая сбивать режим, которого у меня не было. Так в целом и проходили мои дни, писал я и ночью, и днем, когда приходилось, тогда и писал.