Станислав Радкевич - мечтатель_солдат_бунтарь. Головоломка

«Фунт!» – внезапно узнал его Доброжилов. Чуть в сторонке топтались-перемигивались и другие «беспредельщики»: Заика, Чечен…

– Так, б… ди, – загудел комендант, – права здесь шаляпинские!

Первая встреча Штурмана с бандой Фунта случилась на Борискином ключе. Знающие люди его предупредили: тамошний лагерь держат ссученные – считай, честные воры, которых сломали гэбисты. Поэтому там беспредел .

На второй же день к Доброжилову подошел Заика и, не говоря ни слова, жахнул его ногой ниже пояса. Но не попал. Штурман встал в правостороннюю стойку. На него навалились кодлой, удары посыпались со всех сторон…

Как из-под земли вырос Фунт:

– Ша! – И тише – Штурману: – Пошли.

Он все знал про новичка – и что боксер, и что моряк. Предложил самому выбрать должность: завстоловой, нарядчиком…

– Будешь, – обещал, – кем захочешь… А начальник, – добавил, – у тебя будет один – Иван Фунт…

– Все поняли, глиства? – Генерал беспредельщиков мрачно оглядел этап.

– Ща воров ссучивать будут, – зашелестело по шеренгам.

Доброжилов уже знал, что это такое. Честный вор не может палец о палец ударить по приказу администрации, а его заставляют что-нибудь сделать на глазах всего этапа. Подчинился – ссучился, нет – пеняй на себя.

Гэбисты стали по формулярам выкликать воров. Те выходили из строя и становились в отдельную шеренгу. Неподалеку торчал столб, на котором висел кусок рельса. Колокол. С краю воровского строя набычился бугай, незнакомый Штурману. Перед ним остановился подручный Фунта, по-обезьяньи длиннорукий Чечен.

– Звоны в колокол! – В опущенной руке ссученного блеснул узкий длинный клинок.

– Не буду, – буркнул бугай.

Чечен выбросил руку – вор повалился на землю, харкая кровью. Этап сжался. Чечен подскочил к другому вору.

– Звоны в колокол!

Через час с десяток воров были ссучены. Остальные валялись под колоколом в лужах крови. То ли живые, то ли мертвые 19 19 Возможная ассоциация с названием романа Константина Симонова «Живые и мертвые» здесь не случайность. Любая полуправда всегда порождает массу неслучайных ассоциаций. .

Длинный форштевень придавал «Феликсу Дзержинскому» сходство с «пиратом». В войну пароходы этой серии укладывали кабель на дно морское. Но после войны государству требовались рабы, а не связь 20 20 Всего, по данным исследователей, в 30—50-е годы для перевозки заключенных на Колыму использовались порядка 30 крупнотоннажных судов: «Беломорканал», «Выборг», «Дальстрой», «Джурма», «Днепр», «Индигирка», «Кулу», «Лозовский», «Советская Латвия», «Старый большевик», «Тобол», «Уэлен», «Феликс Дзержинский». «Я список кораблей прочел до середины…» Владеющему английским, возможно, будет интересна книга: Martin J. Bolingen. Stalin’s Slave Ships. Kolyma, the Gulag Fleet, and the Role of the West. Annapolis (Maryland), 2008. .

На прибрежной зыби «Дзержинский» весь визжал и скрипел, словно гигантский мусорный бак. Тошнотворно воняли приваренные к фальшборту ржавые ящики – гальюны для зэков. На каждом свободном пятачке торчали по два-три автоматчика. Штурман постарался запомнить, что где расположено на пароходе. Их часть этапа загнали в трюм под капитанский мостик.

Глубокой ночью на дне трюма сгрудились человек тридцать. Обсуждали, как вырваться на волю. Подтянулись авторитетные воры: ростовчанин Млад, нижегородец Нежный.

Но заправляли не урки, а вчерашние офицеры. Еще летом 45-го они добивали японцев в Манчжурии. Командовали кто взводом, кто батареей – не штабисты, окопники. Правду-матку рубили сплеча – и про заграницу, и про эсэсэрию. Арестовали кого в Порт-Артуре, кого во Владике…

Захватим пароход – а дальше? Сорвиголовы призывали рвать в Сан-Франциско, моряки агитировали за Японию. До Америки далеко – «Дзержинский» перехватят торпедоносцы. А до Хоккайдо рукой подать. Пожилой инженер-полковник Родин 21 21 Полковник Родин, скорее всего, принимал участие в совместных операциях советско-британских войск на территории Ирана. Многие смотрели советский блокбастер «Тегеран-43». Но немногие знают, что в 1941—1946 годах территория Ирана находилась под совместным контролем советско-британских войск и через нее, а не только морем, в СССР шли поставки по ленд-лизу. попытался урезонить зэков:

– Поверьте мне, друзья, я был на Халхин-Голе, под Прагой и в Мехабаде. У нас нет оружия. С голыми руками на автоматы – верная смерть.

Был момент раздумий. С верхних нар вопросительно свешивались бритые головы.

Потом был взрыв: офицеры хватали друг друга за грудки, вор Шкиндя полз к кому-то с заточкой в зубах… Зэки успели уже уверовать в близость свободы, а тут какой-то «бывший» зовет их назад в рабство.

– Стойте! – поднял руку Доброжилов. – Мы тут ведем открытый разговор, и человек честно высказал свои мысли.

Трюм неохотно перенастраивался на нового оратора.

– Моя мысль другая. У нас есть реальный шанс освободиться. Но нас могут и всех перебить. Единственный выход – твердо сойтись на чем-то одном и действовать всем вместе.

«Феликс Дзержинский» вполз в пролив Лаперуза. Справа по борту в ночи мерцали редкие огоньки Хоккайдо. Хорошего ходу туда – час-полтора.

В полночь по инструкции полагалось выпустить партию заключенных на оправку. Едва трюмные лючины раздвинулись, как на палубу вырвался Доброжилов с еще десятком зэков. Но вертухайские пули уже были в полете и легко находили жертву в гуще копошащихся тел.

…Оглушенный падением Штурман сидел на чугунной решетке, тупо раскачиваясь. Громадный трюм ревел, как трубы органа в Домском соборе. Неподалеку вольно раскинул руки мертвый лейтенантик с рыжими, щеточкой, усами над губой.

– Всем отойти от люков! – залаял сверху репродуктор. – Мы включим паровую систему пожаротушения!

Смысл фашистской угрозы сразу дошел до Штурмана: пар сварит вперемешку одежду, мясо, кости…

«Свобода или смерть?! – вдруг поразила его лживость революционных лозунгов. – Только сама жизнь чего-то стоит в этой жизни…»

Чем яснее прорисовывалась стратегия кампании, тем больше всякой чертовщины случалось в штабах: начальники проворовывались, пиарщики спивались, «полевики» продавались…

– Пока, Олег Палыч, вы тут обсасываете вашу стратегию, – троллила Ионина, – люди на местах вон горы сворачивают.

– На каких местах?

– Да вон хоть в Башкирии! Зыбов Виктор Викторович.

…«Калина» остановилась у бетонной «башни», торчавшей на самом краю города. Отсюда открывались залитые солнцем просторы республики, над которыми звенела трудолюбивая башкирская пчела. Но гостей повлекли в сумрачный подвал – судя по толщине двери, бомбоубежище времен «холодной войны».