Станислав Радкевич - мечтатель_солдат_бунтарь. Головоломка

– Результат: вместо диплома – справка. А вместо аспирантуры – Афган.

– Зато выскажу то, чтó у меня вот тут… – Саша потыкал пальцем себе в лоб.

– То есть собственный миф.

– Почему?!

– Да потому, что бошки у нас одними мифами набиты. А истина (естина) – она снаружи. В сшибках идей. Вне «нормы». Я вот, чтобы что-то про РСДРП (б) понять, в какую только хреномунтию ни влезал: от философии до орнитологии.

– И теперь все точно знаешь про этих… птичек? То есть вопрос, что есть истина – применительно к большевикам, – для тебя больше не вопрос?

– Ну, чего я там знаю? Так, попикировались между собой… пара-тройка интеллигентиков… Правда, потом власть захватили. А вашу «серебряную» личность – в ГУЛАГ.

– Как ты сказал? «Интеллигентики»?.. – Саша нарочито философично почал очередную чебуречину. – Один губернаторов взрывал, другой банки грабил? Эти – интеллигенция?

– Ладно, принято, – внезапно пошел Вятр на мировую.

«Вера – не предмет для обсуждения, – небось, подумал, как всегда, – даже если это вера в intelligentsia 3 3 Так переводится на английский язык русское «интеллигенция». То есть никак не переводится. …»

– Тогда, раз вам ведома истина, коллега историк, скажите: кто больше повлиял на русскую историю – ваша РСДРП (б) или, к примеру, «Демон» Врубеля?

– Демон – больше.

– А все «серебряное» искусство, вместе взятое?

– Меньше.

Дискуссия произвела базар. В союзники призваны были великие: Лермонтов, Гоголь, Кандинский, Малевич, Пошивайло, Томохин… 4 4 Последние двое – преподаватели английского языка, хорошо известные среди студентов-инязовцев тех лет, один – субтильностью фигуры и утонченно-интеллигентскими манерами, другой – гитлеровскими усиками и талантом внезапного засыпания прямо посреди занятия. Посыпались словечки типа «дух», «душа» (как самое низкое небо Духа – по Цветаевой), «гармония», «симфонизм»… Стало жарко. Но ненадолго.

– Нету никакой такой особенной «русской интеллигенции»! – швырнул Вятр решающий козырь. – Есть простые российские intellectuals, и есть единственный для них в России работодатель – государство, которое с одной руки их кормит, а другой в морду бьет!

– Старая песня…

…Пока дипломанты обедали, расстановка сил на площади переменилась. Мордатый гаишник выбрался из «стакана» и злобно тыкал длиннющей жердью в мокрое голое дерево перед институтом русского языка.

– Как вы полагаете, господин историк, что делает вон тот знакомый нам будочник?

– Полагаю, силится предотвратить замыкание троллейбусных проводов ветвями городских насаждений.

– А я думаю, это он грозится вольнодумствующей интеллигенции, засевшей в академическом институте.

«…Ну ладно, пусть Серебряного века и не было, – пошли являться Саше примирительно-вечерние мысли. – Но что-то же было?»

Медленно-медленно, словно бы пробуя каждое слово на вкус, он процитировал про себя Ахматову:

Было!

Был «Черный квадрат», в который провалилось все доквадратное искусство. Была пощечина выскочки Эйнштейна надутым академикам. Была мечта марксистов сконструировать идеальное общество-машину…

Но было и бегство «элит» в кокаинизм и мракобесие. И растерянность перед «восстанием масс». И гнетущее предчувствие апокалипсиса, каким в конечном итоге и обернулся ХХ век, с его двумя мировыми и тысячами «локальных» кроворазлитий…

В шесть вечера «читалка» закрылась. Среди последних сдавала книги королева шмелей. За нею пристроились Саша и Олег.

– Как она тебе?

– Ну, как…

В институтском гардеробе ни одного шмеля уже не было. Дипломанты бросились в погоню. Королева курила на пятачке у метро, в созвездии лиловых мартовских фонарей.

– А ничего, а?.. – Саша в нерешительности перевесил сумку с одного плеча на другое.

– А ты познакомься, – вскинулся Вятр. – Вот тебе и будет триумф личности…

Шли шхерами. В тиши шведской полуночи лишь форштевень «Уралмаша» с шорохом резал балтийский рассол. Доброжилов торчал с биноклем на юте: скорей бы собственными глазами увидеть заграницу.

Беззвучно в цейсовский фокус въехали до блеска зализанные валуны на урезе воды, опрятный рыбацкий домик, старинный восьмигранный фонарь над пристанью…

– Гляди, фелюга вон у них!

От неожиданности штурман едва не выронил трофейную оптику.

– Подштанники сушатся, – одобрял басок за штабелями кругляка. – Все как у нас.

– Все, да не все, – запетушился тенор. – Старпом вон чё говорит? Что у рыбаков всю рыбу спекулянт скупает. А потом втридорога втюхивает рабочим в городе.

– Ну какие там спекулянты? Оптовики… Но я сомневаюсь чой-то. Рыбак вон пойдет прямиком в город да и задвинет треску на привозе…

– А лицензия?

– Чё?

Моряки заспорили. По голосам Доброжилов как будто узнал их. Один – ветеран Прокопыч, другой – Серега Серых, по прозвищу Серый.

– Ладно! – Прокопыч, видно, хватил кулаком по рейлингу – металл загудел, как струна колоссального контрабаса. – Тебя, Сергей, не переспоришь. Пошли, через час Гетеборг. Там увидишь, кака така мировая революция.

Доброжилов сжался. Сейчас они заметят его и решат, что он, штурман (!), подслушивал. Но далекое шарканье ботинок по шероховатой палубе становилось все тише, тише… Свезло!

Он поднял бинокль, но настройка сбилась. В памяти ожила нелепая история, недавно случившаяся в Таллине.

…По брусчатке цокал субботний апрельский вечер, извозчики церемонно снимали шляпы, разъезжаясь в узких улочках.

С десяток «уралмашевцев» зашли в кафешку «Тапа» хлебнуть пивка подешевше. Но территория оказалась тотально оккупирована компанией нагазованных офицеров-летчиков. Официанткам оставалось только смотреть, как разбивается кружка о стриженную под полубокс голову оккупанта. Или как летит неподъемный вроде бы «тапский» табурет из германского угла Балтики в российский. А попадает в маленькую, но гордую Эстонию.

Вызвали милицию. Поскольку драка случилась с участием военных, вслед за милицейскими примчался еще какой-то чин. Точнее, из сияющей черной «легковушки» вычленился длинный дядька в кожаном плаще.

Сбив хуком очередного летуна, Доброжилов случайно очутился ближе всех к длинному. Тот схватил его за руку – и тут же получил джебб, точно в перемычку роговых очков, пав под ноги набежавшим мильтонам.

– …Вы знаете, на кого покушались? – в десятый раз спрашивал его следователь.

– Нет, – чистосердечно признавался штурман. Он уже понял, что вляпался. Но во что?