Станислав Радкевич - мечтатель_солдат_бунтарь. Головоломка

Пока Вятр спал, группа мутировала. Пенсионерка-патриот все реже взрывалась в защиту президента. А остальные, включая сумрачного качка в углу и сухонькую тетеньку, стриженную под мальчика, «сторожиху по жизни», как она себя представила, наоборот, ожили. Свобода слова!

– Большое спасибо… Ну, все. Вы так… – мягко прервала «сторожиху» Майя. – Жаль, что… Есть правила фокус-групп. Нельзя ставить оценки…

– Опять «двойка»? – сыронизировала «сторожиха».

– Наоборот… Если бы вы… Но… – Майя надела очочки и тотчас сняла. – Последний вопрос… Представьте на минуту… Будто выборы президента России – в ближайшее воскресенье…

– На Первомай, что ль?

– Нет-нет… Вы просто представьте. И…

– Ты, Боца, не путай социёлога. Ишь, сидит!

– …вы голосуете за…

– …за Иванова Дмитрия Владимировича! – Патриотка энергично заскрипела стулом, победно оглядываясь вокруг. – И думать нечего: молодой, грамотный, непьющий!

– Ты, Капа, уже это… тут всех за… заагитировала, – вступил степенный, с седыми казацкими усами, доселе все более отхлебывавший чаю-кофею. – А я все одно за коммунистов. Всю жизнь за их голосую. И обратно пойду.

– А вот… вы? – Майя вновь надела очочки и испытующе посмотрела на качка. – Представим: выборы. И?..

– Я буду голосовать за президента России, мастера спорта по бадминтону Дмитрия Владимировича Иванова! Он много делает для развития спорта, и вся наша секция проголосует за него.

Результат был предсказуем. Человек семь или восемь из двенадцати собрались голосовать за Иванова. Еще два или три – за коммуниста Куканова.

Настал черед «сторожихи».

– А я – за Доброжилова! – Она даже слегка прихлопнула ладонью по столу. – Не знаю там, допустят его или как? Но он мушшина серьезный. Много чего пережил, я слышала. И потом, вот ты, Роз, улыбаешься, а я так скажу: он богатый! Меньше воровать будет.

…Не сегодня завтра старый Сочи окончательно доуродуют для новой буржуазии. Совсем ничего не останется от сталинского ампира под пальмами. Плюс оценки «фокусницы» кубанца́ми 7 7 Именно так, с ироническим ударением на последнем слоге, называют сочинцы жителей равнинной части Краснодарского края. – от «Та брось ты, Олех, не парся!» до «Ну, такая, чепляет …» Слетаю-ка…

Встретиться уговорились в индийском ресторанчике «Кашмир» на набережной.

«И правда, не красавица, – локализовал он ее на дальних подступах к столикам. – Но точно чепляет ». Не приглажены еще после «фокусов» мысли, лишь тычками помады подправлены губки… А уже не социология – стихи (я) … И не походка – па.

Хоста террасами спускалась к морю. По верхушкам деревьев еще разбрызган был закатный сурик, там верещал еще птичий базар. А внизу, у реки, к вам уже тянулась ледяная рука в зеленой перчатке.

– Нос замерз. Потечет еще… – Майя сморщилась. Улыбнулась. – Мы… Как тебе группа?

– Понравилась.

– И всё?..

– Я не спал ночь.

– А я?..

– Ну, мы.

«Мы» прошли еще немного вниз по Хосте. Под аркой пешеходного мостика из бока набережной были выдраны две или три плиты. Лазоревая струя реки тут закручивала замысловатую «обратку», в которой вертелся, боязливо приседая, красненький поплавок.

– Мы…

Поплавок тут утонул – и угрюмый рыбарь выдернул из бирюзовой воды крошечную рыбку, лилово сверкнувшую на солнце. Она запрыгала по асфальту и вмиг была обклеена песчинками ночи.

– Ты на «фокусах» будто танцуешь.

– Даже не «танцуешь», а «колдуешь».

…От «Кашмира» он ее довел до «Кубани» и даже зашел с нею решительно в гостиничный холл. Но вдруг врубил «заднюю». Борисоглебско-трехпрудные 8 8 В Трехпрудном и Борисоглебском переулках в Москве в разное время жила Марина Цветаева. баядерки по-прежнему жили в чужом сюжете. Не его. Он вышел на круглую площадь перед гостиницей. Речка Сочи играючи ворочала валуны под мостом. Над городом-курортом мертво горела апрельская луна.

Он совсем было собрался вернуться к себе в «Рэдиссон», рука уже поднялась навстречу такси, и белый «Логан» было замигал правым поворотником… Но тут он представил, как войдет в стерильный пустой номер, как увидит пустое серебряное море… И извинительно помахал «Логану»: поезжай, кацо, я не твой клиент.

Они заказали чаю. Он предложил перейти на «ты». Чай был горячий. Она согласилась.

– Как зовут твою дочку? Настя? – вдруг спросила под утро. – От «воскресения»… Наверное, копия ты…

– Я ее вижу раз в сто лет.

…Небо над морем холодно отливало алюминием. О гальку звякали стеклянные трубочки волн.

– Как пусто на пляже… Мы ровно сутки вместе.

– Где взять союзников?

– В «Кашмире» ты мне стул. Ножки по кафелю – з-з-з…

– Какую писать программу?

– Ты – ветер, Вятр. А на земле…

– Как докричаться до избирателей?

Димка не с бухты-барахты пошел в «контору». «Большой дом» – единственный во всем Ленинграде – опирался не на предательское чухонское болото, а прямо на твердую мантию Земли. И это масса планеты – не что-нибудь – искривляла траекторию Димкиной жизни.

У двери приемной он обернулся и по-разведчески «сфотографировал» всю картинку у себя за спиной. Людской поток, поливаемый ливнем, монотонно лился по Литейному. Потерю одной капли никто не заметит.

Димка вошел. В приемной всемогущего КГБ все оказалось ошеломляюще по-домашнему. Навстречу гостю поднялся из-за стола подчеркнуто доброжелательный лейтенант.

– Добрый день, – произнес десятиклассник старательно отрепетированное приветствие.

– Добрый день!

– Мне нужно поговорить. – От волнения Димка «поплыл», забывая вызубренный текст. – Мне нужно поговорить…

– Сообщить? – уточнил лейтенант.

– Нет. Скорее узнать…

– Узнать? – деликатно удивился лейтенант.

– Да. То есть, конечно, сообщить. И узнать. У меня есть паспорт.

– Ну что вы! Мы доверяем нашим гражданам. Паспорт не нужен. Пройдите, пожалуйста, в комнату номер три. К вам подойдет наш сотрудник.

В комнате три стоял примерно такой же, как у лейтенанта, – и такой же пустой – стол. К нему были придвинуты два стула. Это было понятно. Но рядом располагались еще поцарапанный журнальный столик и два кресла. Димка опять «поплыл». Он не понимал, куда садиться: за стол или за столик. «Мало того что я запутался в объяснениях, – ужаснулся он, – так теперь еще не свое место займу».

На всякий случай он выбрал более официальную позицию – за большим столом. Но сотрудник все не шел. Аскет Дзержинский со стены неодобрительно смотрел на комсомольца.

«Я же хочу как лучше. Как отец говорил… – стал оправдываться Димка. – Надо, чтобы везде был порядок… Ну, чтобы…»