Пётр Безруких - Контракт на два дня. Трилогия. Книга первая. Солдаты другой страны

В тот день он проспал. Слышал будильник, но поддался сладкому искушению поваляться ещё минуток десять – и проснулся, когда на часах было уже семь. Явиться на сборный пункт на другом конце города требовалось к восьми. Для москвичей, к которым он себя уже давно относил, это – форс-мажорная ситуация, так рано на работу никто из уважающих себя людей не ездил. Он вскочил, быстро оделся и, не умывшись и не выпив кофе, выбежал из дому. С собой разрешалось взять только ключи от квартиры, паспорт и сотовый телефон. Опаздывать было нельзя, но он оказался на сборном пункте двадцатью минутами позже, когда все уже, как ему показалось, собрались. Однако следом за ним прибежали ещё четверо запыхавшихся парней – видимо, организаторы сделали допущение на непунктуальность участников. И всё началось. Началось то, что буквально перевернуло его жизнь, разорвало в клочья его представления об окружающем мире и изменило для него всё.

Так как Лёша окончил военную кафедру и являлся офицером запаса, его зачислили в Военную академию имени М. В. Фрунзе на специальность «управление общевойсковыми частями и соединениями». На дворе стоял 1994 год, и, хотя Лёша уже считал себя москвичом и знал город неплохо, Москву он не узнал: это был совершенно другой город, не тот, из которого он телепортировался сегодня утром. Одет он был в военную форму, на погонах красовались две лейтенантские звёздочки, и всё казалось каким-то непривычным.

Лёша шёл заселяться в офицерское общежитие, куда его определили. Вещи у него отсутствовали, так что заселение было чистой формальностью. На следующий день начались занятия. Учиться оказалось очень трудно, особенно Лёшу бесила строевая подготовка, которую он ненавидел. И за это в апреле следующего года его определили в парадный расчёт академии на параде Победы в честь 50-й годовщины окончания Великой Отечественной войны. Лёша тогда промаршировал по Поклонной горе и попал в объективы всех телевизионных камер на все главные телеканалы страны, но тогда никто бы не узнал его в высоком стройном лейтенанте.

В течение всего периода обучения он несколько месяцев провёл на учебно-тренировочной базе группы специального назначения «Вымпел» в Балашихе, где проходил ускоренный интенсивный курс обучения по программе этого спецподразделения. Там познакомился с другими бедолагами, подписавшими контракт и обучавшимися в военных академиях и военных училищах. Их собирали вместе и учили такому, о существовании чего они раньше никогда не подозревали.

Но самым сложным в обучении для него стали специальные языковые курсы, на которые его зачислили вместе с другими парнями-контрактниками: немецкий, английский и итальянский языки. Требования и условия казались ребятам просто запредельными. Обучение проходило методом погружения с носителями языка и с участием различных специалистов – от психологов до сантехников. Где руководство проекта выискивало этих людей и как доставляло в Москву, осталось для него тайной.

Темы разбирались, а зачеты проводились в виде ролевых игр, где учащиеся должны были по заданию разыграть любую, мыслимую и немыслимую, ситуацию, причём по ходу выполнения задания постоянно менялись условия. Оценивалось всё – и грамотность, и произношение, и жесты, и даже мимика. При любой мелкой оплошности выполнение задания не засчитывалось, а участники отправлялись на повторное прохождение темы. Их заставляли слушать и понимать любую речь: бессвязную – пьяного человека, детскую, больного человека с нарушением произношения. Они читали и пересказывали наизусть кучу книг, журналов, газет, учили стихи, песни, поговорки и пословицы. Им показывали незнакомые предметы, которых ребята в жизни не видели, и просили назвать их на иностранном языке. Проучившись год, Лёша решил, что из них готовят профессиональных разведчиков – и, как потом оказалось, был не слишком далек от истины.

Учёба занимала всё время, приходилось даже постоянно учиться по ночам. Свободные часы выпадали редко. Передвигаться разрешалось только в пределах Москвы. Выезд за пределы города категорически запрещался и являлся нарушением условий контракта. Ребятам платили небольшую стипендию и выдавали лекарство, которое требовалось обязательно принимать всё время службы по контракту. Иногда Лёша с ребятами всё же умудрялся вырваться на свободу. Они ходили в рестораны и на дискотеки. На лейтенантские погоны он даже сумел поймать несколько миленьких девушек и пополнить свою коллекцию.

Два года пролетели как одно мгновение. Экзамены в академии Лёша сдал на отлично. Программу спецназа – на хорошо. С экзаменами по языкам возникли проблемы, как и у большинства ребят, но он их всё же сдал, и его направили на первую стажировку.

Германия 1937 года встретила канонира Александра Адлера (в немецком языке нет имени Алексей) угрюмо. Он служил в Штеттине в 1-м дивизионе 48-го артиллерийского полка 12-й пехотной дивизии вермахта под командованием генерал-лейтенанта Людвига фон дер Лейена наводчиком орудия. Служба у Лёши не заладилась с первого же дня. Его раздражало всё – и эта немецкая педантичность, и дисциплина, которую он не переносил в таких количествах, и этот жирный унтер-вахтмейстер Герхард Шульц, который гнобил его каждый день и придирался по малейшему поводу.

Но хуже всего был страх, настоящий животный страх за свою жизнь. Он сковывал каждую минуту, не давал расслабиться ни на мгновение. Лёша контролировал каждое своё слово, каждый жест, каждое движение, лишь бы не выдать в себе русского. Любая ошибка стоила бы ему жизни. Помощи ждать было неоткуда. Эвакуация на центральную базу предстояла только через год. В душе он был благодарен всем преподам немецкого языка, которые учили его и, как ему тогда казалось, мучили. Теперь, если бы он смог их увидеть, всех бы расцеловал. Он замкнулся в себе и старался меньше разговаривать. Страх был такой, что он боялся даже что-то подумать на родном языке. Приходилось вытравливать из себя русского каждую секунду. Навязчивым желанием стало раствориться в окружающем мире. Понятно, что сослуживцам Лёша казался необщительным парнем со странностями. Наверное, его всё же спасала арийская внешность, и на него просто перестали обращать внимание.

Лёша подружился с долговязым очкариком Паулем Майером из Вюртемберга, страшным недотёпой, – редкий случай для немецкого юноши, что вызывало всеобщее порицание. На этой почве они и сошлись. Пауль был начитанным мальчиком двадцати лет из интеллигентной семьи. В общем, ботаник, но по-немецки. Он любил стихи, очень много знал наизусть, увлекался музыкой, живописью, хорошо рисовал.