Александра Нюренберг - Крылатое человекоподобное существо. История одной семьи

Анастасия обратилась к сестре:

– Лерик, расскажи нашему новому другу о пророчестве.

Поля ударила ладошкой по столу:

– Не смей! Суеверия тут разводить! Командиру и слушать такое нельзя!

Каля посмотрела на сестру мимо бушующей сестры милосердия и лётчик в который раз подивился, какой немилосердной может быть эта молодая женщина, чья красота воспринималась как ожог. В глубине её души словно лежал чёрный камень и смутно возникал сквозь туман.

– И не подумаю. – Оскорбительно равнодушно процедила она. – Полька в кои-то веки права. Ему не подобает вздор слушать.

Поля захохотала. Анастасия ещё погляделась в зелёные раскосые и непроницаемые глаза сестры и, повернувшись к лётчику, заговорила непринуждённо:

– Так слушайте.

Поля открыла ротик и цоки-цок, закрыла. Каля вопреки тираде молчала угрюмо.

– Нашему крошке однажды цыганка нагадала… вы любите цыган?

– Да. – Его голос звучал искренне. – Они такие свободные… и в тоже время, когда смотришь на их кибитки и яркие платья, чувствуешь опасность.

– Это хорошо и вы всё верно сказали. В нашем городе они редкие гости. Когда малышу было несколько дней от роду, Калерия и Борис прощались на вокзале. Борис склонился над ребёнком на руках Калерии… вот этой, которая сейчас делает вид, будто потеряла слух и дар речи. А как вы видите, сестра моя не совсем дурна…

Лётчик отчаянно и дерзко улыбнулся. Каля хранила ледяное молчание.

– И свояк мой, поверьте, из тех мужчин, на которых женщина взглянет и второй раз…

Лётчик опять попытался ухмыльнуться. Поля брякнула:

– Как вы совсем.

Анастасия выждала, пока лётчик делает вид, будто ему на коленку фея села, потом медленно поднимает мятущийся взгляд и встречается с её спокойным.

– И вот, и вот. Малыш вовсе не испугался отца в новом облике, но Борис снял пилотку, прежде чем поцеловать сына. Тут подходит товарный поезд, распахивается дверца и вываливается, как разноцветное облако, цыганская толпа. Они промахнули мимо нас, но рядом задержалась очень старая женщина, на редкость величественная, которую вели под оба локтя два сына, тоже уже пожилых. Она посмотрела на этих троих и сказала что-то. Два её сына, похожих на огромных воронов, разом торжественно воззрились на Калерию. Остальное я знаю со слов Бориса.

Она замолчала и несчастный лётчик, задыхавшийся от полноты чувств, характерной для этого дома, проговорил болезненным голосом:

– Умоляю…

Анастасия выразительно глянула на сестру, но Калерия нашла себе занятие: протаскивала сквозь снятое с пальца колечко край скатерти.

– Что ж, я скажу. Цыганка сообщила, что у этого «царевича» родятся три дочери.

– Надо же.

– Первая будет строить дома, вторая – тут непонятно, сам ворон затруднился передать то, что сказала его мать… какие-то волшебные коробочки делать, которые передают мысли на расстояние, а третья будет бездельницей и от безделья подвергнет человеческий род опасности.

– Передовая наука, – вежливо молвил лётчик, – не отрицает, что прошлое и будущее связаны. Но вот коробочки? Похоже на рации стражей порядка.

– Нет, они с картинками будут. Как телевизор.

Поля тоненько привизгнула.

– С ума сойти. А ещё она сказала, что он женится на женщине…

Поля оборвала себя и лётчик, проследив её взгляд над ладошкой, зажавшей рот, убедился, что она смотрит на Олю, девушку со сложной фамилией и детскими чертами бледного лица.

Та будто приподнялась над столом, хотя не вставала. Лётчик несколько раз моргнул. Наверное, сомелье из скромности приуменьшил качества Чёрной Стрелы.

– Конечно, женится. – Снисходительно завершила паузу Ольга. – В вашей семье все примерные.

Поля как-то растерялась и забормотала не в лад:

– Ну да, вот ведь и Калюшка… а малыш-то в неё пошёл.

Лётчик, выслушавший пророчество, несколько раз переспросил подробности. Анастасия умилённо поняла, что этим вполне бесшабашным и знающим себе цену парнем движут отнюдь не только мотивы, связанные со скатертью в колечке. В каждой семье полно этакого вздора, доказывающего детскую уникальность, полным-полно многозначительных преданий самого низкого сорта. Тем не менее, небесный гость совершенно искренне заинтересовался пророчеством. Похоже, он уже прикипел к этой семье…

Вечер исчезал, таял, потрескивал в печке за дверью. На утеплённой веранде делалось всё холоднее, синие духи вечера обступали дом, заглядывали в окна. Далеко чувствовалась плывущая к городу луна – пепельный шар, и только белый бивень проступал в черноте.

Все притихли, стали возникать паузы между репликами. Даже Поля задумалась и закатывала глаза к рыжему абажуру.

Каля встала.

– Ну, Илья, видно, на всю ночь пропал… что до крайности невежливо. Пойдёмте, я вас отведу в коттедж с привидениями. Заодно и Поленьку сведём, куда надо.

Поленька протестовать не стала.

– А кто меня домой проводит?

– Я, – вызвалась с нехорошей улыбкой Оля.

У дверей Каля, кое-как закутав плечи в старую серую кофту, которую сняла с нарочного крючка, сделалась совсем уж нестерпимо красивой в этой стираной и штопаной рвани – ни дать ни взять, луна во всём блеске сквозь завистливую тучку.

Эта луна однако имела что-то на уме. Выпустив Валерьяна Львовича в ночной дворик, она ему очень приветливо улыбнулась.

– Я сей секунд… забыла. Ключи…

Она невзначай прикрыла дверь перед лётчиковым носом, но так это вышло – совсем не обидно.

Он растерянно улыбнулся двери и затоптался между каменной раковиной и тёмным переходом во внутренний двор.

Но стены старого дома Аксаковских сложены из хрупкого ракушечника, завезённого в город некогда по ошибке. Волшебный материал хорошо спасает от холода и жары, но плохо сдерживает звуковые частоты.

Да и дверь не закрылась наглухо. А кто-нибудь разве приказал лётчику бежать прочь, зажать уши? Никто.

Валерьян Львович остался, где его пригвоздили слова хозяйки.

И немедленно был вознаграждён за военное послушание. Из проёма двери источалось накопленное вечеринкой душистое тепло, и свет выбивался в полутьму. Заодно оттуда послышались голоса.

Впрочем, слышно было плохо.

Поэтому, уж коли эпизод попал в папку с этой историей, будет справедливым упомянуть, что – теоретически – имелись и более благоприятные места для подслушивания и подглядывания.

И если бы кто-нибудь воспользовался ими, то увидел бы Калерию и Олю в прихожей с печкой, а дверь опять же не прикрыта.

Каля, натягивая рукав разношенной кофты на маленький кулак, замялась:

– Олька, такое дело…

Тут она высвободила кулак и протянула его Оле. В розовой ладони что-то трепетно раскрывалось, похожее на вылупившуюся из кокона бабочку. Но это была не бабочка.