И Намир - В ТРЕТЬЮ СТРАЖУ [СИ]

Порою Штейнбрюк раздражал Ицковича до того, что хотелось встать и уйти. А еще лучше пристрелить Отто Оттовича на месте. И дело было отнюдь не в профессиональной жесткости собеседника, его холодноватом уме или цинизме, являвшемся на самом деле всего лишь оборотной стороной профессионализма. Дело было в другом: в идеологической упертости, которой по мнению Олега не было места там, где находились они оба - Штейнбрюк и Шаунбург. Упертости и страхе, испытываемом этим бесстрашным человеком перед грозным молохом большевистской бюрократии. А ведь и сам Отто Оттович был частью ее. Вот ведь как.

***

- Отто Оттович, - сухо поинтересовался Олег. - Отчего вы все время пытаетесь свести наш диалог к примитивному "ты пришел ко мне, следовательно..."

- Вы ведь философ по образованию, не так ли? - Штейнбрюк был невозмутим, а Баст к нему, и в самом деле, "сам пришел".

- А вы? - Задал встречный вопрос Олег.

- А я солдат партии.

- Как Рём?

- Не пытайтесь меня обидеть. - Штейнбрюк демонстративно спокойно достал из пачки русскую папиросу и закурил.

- Обидеть? - "Удивленно" поднял бровь Олег. - Ничуть. Но если вы так интерпретировали мои слова... Позвольте поинтересоваться, а чем, собственно, какой-нибудь ваш Ягода отличается от наших Штрассера или Рёма?

- Не хотелось бы вступать в идеологическую дискуссию... - Штейнбрюк уже понял, что попался на детскую "подножку", и сдал назад. Ведь его собеседник был фашистом, а не коммунистом.

- И не надо, господин Штейнбрюк, - кивнул Олег, как бы соглашаясь, что оба они несколько перегнули палку. - Однако нам следует договориться о двух определениях, к которым мы более возвращаться не будем. Без этого двигаться дальше невозможно.

- Какие определения вы имеете в виду? - Штейнбрюк был по-видимости абсолютно спокоен и вежлив. Но это была вежливость бездушной машины.

"А ведь даже не немец... Впрочем, австрийцы..."

- Во-первых, я не представляю здесь никакой официальной организации Третьего Рейха. - Когда он этого хотел, Олег мог говорить, как по писанному, вернее, как отстукивающая текст пишущая машинка "Рейнметалл". - То есть, я в той же степени должен рассматриваться вами в качестве сотрудника Sicherheitsdienst Reichsführer-SS [198], в какой я могу быть так же описан, как человеческий самец - мужчина или представитель рода людского.

- То есть, вы здесь не по поручению господина Гиммлера или господина Гейдриха?

- Товарища Гиммлера, если быть точным. - Поправил собеседника Олег. - Нет. Я их не представляю.

- Очень хорошо. - Штейнбрюк сделал вид, что не заметил слова "товарищ", прозвучавшего в крайне неприятном для него контексте. - Но я-то как раз представляю здесь некое государственное учреждение моей страны, и мне надо передать моему начальству нечто более существенное, чем "ко мне обратилась тень отца Гамлета".

- Ну что ж, в этом я вас как раз понять могу. - Кивнул Олег. - Я ведь тоже в некотором роде государственный чиновник... Вы будете докладывать комкору Урицкому или самому Ворошилову? - Спросил он, ломая линию разговора.

Штейнбрюк сжал челюсти чуть сильнее, чем следовало, и ожидавший его реакции Олег этого не пропустил.

- Полноте, Отто! - Открыто усмехнулся он. - Неужели мне нужно выпытывать такие подробности у вашей симпатичной шлюшки? Вы думаете, мы не знаем, что ранее вы работали в ИНО НКВД, а потом перешли вместе с Артузовым в разведуправление армии?

- И что же из этого следует? - холодно поинтересовался Штейнбрюк.

- Ровным счетом ничего. - Так же холодно ответил Олег. - Я всего лишь поинтересовался, на каком уровне вам предстоит докладывать?

- На высоком. - Коротко ответил Штейнбрюк.

- Ну что ж... - Олег достал сигареты и тоже закурил. - Вы передадите тому, с кем будете говорить, мою просьбу, прежде всего, исходить из тех двух определений, которые мы с вами сейчас обсуждаем. Если они вас поймут, то на будущее мы будем застрахованы от досадных ошибок, вызываемых неправильным "прочтением" ситуации.

- Продолжайте, Себастиан, я вас внимательно слушаю...

***

- Куда мы поедем? - Спросила Таня.

- В Арденны. - Ответил Олег, пытавшийся понять, следует ли ему опасаться этой поездки, и если да, то почему?

- В деревню к тетке , в глушь , в Саратов... - меланхолично процитировала она Грибоедова.

- Вот именно. - Согласился он.

- А почему именно в Арденны? - Обдумав что-то насущное, спросила Таня.

- Спроси об этом месье Лежёна, - пожал плечами Олег. - Это он место нашел.

- Слушай, - нахмурилась Таня. - Все хотела тебя спросить, я могла видеть Ги раньше? У меня такое ощущение...

Могла. - Усмехнулся Олег. - Видела.

- Где?

- В Гааге.

- В Гааге?

- Ты вышла от Кривицкого, пошла по улице...

- "Мафиозо"! А я все думала, как ты это все...

- Не думай! - Улыбнулся Олег. - Не надо все время думать. Отдохни.

Следовало признать, "домик в Арденнах", оказавшийся при ближайшем рассмотрении "домиком в Лотарингии", понравился Тане куда больше, чем внутренняя гостиница управления, каюта второго класса на немецком пароходе, или, наконец, гостиничный номер в Брюсселе, который только некоторые советские товарищи могли счесть "роскошным". Впрочем, и у Жаннет опыт по этой части оставлял желать лучшего, но Таня была "родом" из совсем другого мира, так что...

"Да, - решила она, "сбрасывая вещички" в предназначенной ей комнате на втором этаже. - Мне нравится это скромное буржуазное жилище".

Под личные апартаменты ей отвели "комнатушку" площадью в жалких двадцать пять-тридцать квадратных метров, едва ли не треть которых съедала огромная дубовая кровать.

"Двуспальная... Дву..."

С этим явно надо было что-то делать. Вопрос лишь, что? Татьяна - если верить собственному сознанию - проблему эту пока рассматривала исключительно с теоретических позиций. Хотя и ее - ну что же с этим поделаешь! - столь долгое воздержание начинало...

"Ну, скажем, беспокоить. Ведь можно же так сказать?".

Однако, кроме сознания, в наличии имелось еще и подсознание, где пряталась ее альтер эго - Жаннет, и откуда долетали по временам такие... э... ну, скажем, "образы и... идеи", что становилось жарко... и кровь ударяла в виски, и сердце... - вы будете смеяться, дорогие товарищи - но сердце порой выделывало такие антраша, что позже Татьяне за себя было просто стыдно. Но это позже. А когда перед ней снова возник во плоти - "Жив!!!" - Баст фон Шаунбург - ну, не поворачивался язык назвать этого Олегом - жаром так обдало, словно с мороза в парную заскочила. А у него голубые глаза, а в глазах этих...

- Тьфу ты! - В голос открестилась от нахлынувших... из подсознания - откуда же еще?! - соблазнов Татьяна и решительно отворила маленькую дверь напротив изножья кровати.

"Однако!"

То есть удивить кого-нибудь в двадцать первом веке ватерклозетом, устроенным в смежном со спальней помещении было сложно, даже если у человека такой роскоши отродясь не бывало. Но в тридцать шестом это было что-то, тем более, помимо унитаза здесь и ванна с душем имелась и биде!