August Flieger - Чужой 1917 год

— Забавная мелодия и очень необычный ритм, — Удивленно сказала княжна. — Никогда не слышала ничего подобного… Вы не будете так любезны, исполнить ее еще раз?

— Для вас, Софья Павловна — все что угодно! — И я тихонечко, вполголоса запел, впервые с момента ранения:

Большое событие для госпиталя — эвакуационная комиссия.

Сегодня наш с Генрихом черед предстать пред суровым военно-врачебно-чиновничьим оком.

Комиссия заседает в большой комнате с высоким сводчатым потолком. Сугубую официальность процедуры лишний раз подчеркивает стоящий у дверей жандарм с шашкой и карабином.

Назвали мою фамилию — я подтянул пояс халата и вошел, с трудом открыв тяжелую дубовую дверь.

За длинным столом, застеленным зеленым 'государева цвета' сукном, расположилась живописная компания, встретившая меня взглядами, выражавшими весь спектр эмоций от интереса до равнодушия: главный врач госпиталя — профессор Гагеманн, мой лечащий врач — заведующий хирургическим отделением доктор Вильзар, незнакомый мне кавалерийский подполковник, седенький дедуля-генерал с пышными усами и бакенбардами и двое чиновников с абсолютно незапоминающейся внешностью.

За отдельным столом у стены сидел то ли писарь, то ли секретарь — в общем, некто с пером в руке, полускрытый кипами бумажек.

— Прапорщик фон Аш! — объявил один из чиновников.

— Да-да! — Подтвердил мою личность Гагеманн. — Сквозное ранение верхней трети правого легкого. Прооперирован в полевых условиях в полковом лазарете. Что скажете, Людвиг Иванович? — обратился он к Вильзару.

— Заживление идет нормально, осложнений не было и не предвидится. По моему мнению, господин прапорщик пробудет нашим гостем еще полтора-два месяца. — Отозвался тот.

— Согласен! — кивнул главврач.

— Как вы себя чувствуете, господин прапорщик? — Бесцветным голосом спросил подполковник, глядя на меня пустыми рыбьими глазами.

Наверняка — контрик…

Это только контрразведчики умеют задавать столь содержательные вопросы с равнодушно-отвлеченным видом.

— Лучше чем было, но хуже чем мог бы, — отвечаю.

Нате вам… С кисточкой…

— Теперь вижу, что выздоровление не за горами, — зыркнув глазами пробубнил подполковник.

— Замечательно! — Прервал нашу 'милую' беседу Гагеманн. — Получите у секретаря предписание с постановлением комиссии. И ждем вас снова через месяц, господин прапорщик.

— Благодарю вас! — чуть поклонился я. Не стоит забывать о вежливости.

* * *

Выдав мне предписание, секретарь уведомил меня, что теперь с оной бумагой надобно идти в кабинет номер пять.

В искомом кабинете сидел замшелый чинуша в затертом мундире и что-то старательно выводил пером по бумаге.

Я представился и подал свои документы.

Чиновник внимательно их изучил и, почесав пером ухо, печально вздохнул. Потом он достал из правой тумбы стола какой-то бланк и принялся его заполнять, опрашивая меня по пунктам.

Затем мне было предложено расписаться 'где птица', что я не преминул сделать.

Бюрократ-страдалец снова вздохнул, вытащил еще один бланк — меньшего размера и заполнил его, сверяясь с предыдущим.

Наконец из верхнего ящика стола была извлечена массивная печать на резной деревянной рукоятке, которая, будучи приложена к документу, оформила этот этап 'хождения по мукам' окончательно.

— Вот эту бумагу, вы, господин прапорщик, должны отдать в кабинете номер шесть. — Чиновник протянул мне бланк и опять грустно вздохнул. — До свидания! Всего наилучшего!

В шестом кабинете сидел худощавый молодой человек в ведомственном мундире и в бархатных нарукавниках и оживленно стучал костяшками на счетах.

— Здравствуйте. Мне в пятом кабинете сказали, что вот это надо передать вам!

— Да! Все верно! Проходите, садитесь… Чаю хотите? — Этот чиновник хотя бы общался по-человечески.

— Спасибо! Но, пожалуй, воздержусь. Извольте! — Я протянул ему свои бумаги.

— Ага! — Изучив бумаги, парень аж подскочил на стуле. — Вы из Московского гренадерского полка?

— Именно так!

— Это же замечательно, что из московского! Тогда вы будете получать жалование не в Казенной Палате на общих основаниях, а из полковой казны — безо всяких проволочек! Сейчас я все оформлю, и мы с вами подпишем постановление! Вы даже не представляете, как вам повезло! Полковая администрация будет выдавать вам все прямо в больнице! — Чиновник просто сиял.

Ишь ты, как он возбудился!

Наверное, оттого, что моя 'зарплата' теперь не его проблема…

Намедни нам было сообщено, что через неделю нас с концертом посетят воспитанницы Александровского женского института. Кроме того, княжна Ливен объявила, что если кто-то пожелает исполнить что-либо в дополнение к оному выступлению — это будет всячески приветствоваться.

Новость вызвала среди раненых офицеров волну энтузиазма.

Даже две волны, правда — разнонаправленных…

Одни радовались самому факту посещения барышнями нашего скорбного приюта. Другие сразу же стали строить планы своего участия в концерте.

Откровенно говоря, я не хотел высовываться и надеялся тихонько отсидеться среди зрителей, но судьба распорядилась иначе.

По возвращении в палату я был тотчас же атакован Генрихом, с предложением исполнить на концерте что-нибудь эдакое…

— Геня, если честно, я не готов солировать перед барышнями…

— Странно! Обычно ты напеваешь или мурлыкаешь что-либо по поводу и без повода…

— Увы и ах…

— Саша, ну что тебе стоит? В твоей голове крутятся самые разные необыкновенные и удивительные песни. Что плохого в том, чтобы исполнить что-нибудь новенькое не просто ради забавы, а для пользы дела?

— Какого дела? Лично я, никакого 'дела' не наблюдаю!

— Прапорщик, в конце концов, я старше вас в чине! Извольте исполнять! — Генрих принял вид грозного командира, но не выдержал и рассмеялся. — Саша, ну, пожалуйста!

— Добрый вечер, господа! — В палату вошла Софья Павловна.

— Добрый вечер! — хором откликнулись мы с Литусом.

— Александр Александрович, я здесь, чтобы просить вас выступить на концерте. Мне кажется, что музыка в вашем исполнении украсит сие достойное мероприятие. С вашим талантом…

— Прошу прощения, но я действительно не готов выступать…

— Но…

— Во-первых, я просто опасаюсь петь с моим ранением! Во-вторых, я никогда не выступал перед столь обширной аудиторией. И в третьих. Я просто не знаю — что именно петь?

— Ваш лечащий врач, доктор Вильзар, узнав, что вы занимаетесь пением, всемерно одобрил это занятие. При ранениях легкого сие является полезной гимнастикой. — решительно пошла в контратаку княжна. — Аудитория пусть вас не смущает — там соберутся люди не лишенные как музыкального вкуса, так и чувства такта. А с тем, что именно исполнить, мы поможем вам определиться. Не правда ли, Генрих Оттович?