Цви Прейгерзон - Неоконченная повесть

Даже Мирьям, случайно заглянувшая в комнату, видит языки этого пламени! Она пришла сказать, что одолжила у соседки яйцо и несколько луковиц, но смущается и выходит, не пряча улыбки. Фейга все еще на кухне, ей хочется приготовить что-нибудь особенное для стола. Она прекрасно помнит, как несколько лет тому назад познакомилась с Ицхак-Меиром в Одессе, в доме Гиты. Это было поверхностное знакомство, но вот – дети поженились… Честно говоря, не об этом мечтала Фейга, но ничего не поделаешь, надо принимать то, что есть.

Наконец узел развязан, и чемодан открыт. И что же вытаскивает из него Хана? – Нарядную рубашку мужа и гастук. Потому как – кто же еще позаботится о Шоэле, если не жена его Хана?

– Что же ты не привезла сюда пианино? – смеется Шоэль.

Он уже пережил первое счастливое потрясение и пришел в себя, так что может и пошутить. Затем Хана достает свое летнее платье – крупные красные горошины на желтом фоне. Это любимое платье Ханы, оно сшито по всем правилам тогдашней одесской моды. Затем на свет появляются духи, бусы, и все остальное, что молодая женщина побросала в чемодан. В спальне висит зеркало, и Хана долго вертится перед ним, примеряет платье, причесывается и пудрит нос. На это уходит немало времени, но Шоэль никуда не спешит. Он пожирает жену влюбленными глазами.

Они в спальне вдвоем и, хотя уже успели подарить друг другу несколько жарких поцелуев, но что такое, в конце концов, пара поцелуев? Нет, этого катастрофически мало. Шоэль подходит к жене, но Хана отстраняется: она немного робеет в чужой спальне, и вообще сейчас лучше заняться другими делами. Шоэль подчиняется и нехотя плетется на кухню – впрочем, как нельзя кстати, потому что ему тотчас же велят принести ведро воды. Мирьям тоже при деле – ее отправляют с курицей к резнику. Наконец приходит и Йоэль – хозяин дома. Мужчины располагаются в гостиной, чтобы поговорить и познакомиться поближе.

Ицхак-Меир – из тех людей, которых трудно распознать с первого взгляда – каков же он на самом деле? А вся штука в том, что этот небольшого росточка, с виду невзрачный человек отнюдь не так прост, каким мог бы показаться. На самом деле он понимает в жизни не меньше премудрого Змия из далеких библейских времен. Недаром же он выбился в профсоюзнаые лидеры, стал выразителем интересов хлебопекущего пролетариата! Он и Йоэль быстро находят общий язык.

Когда Шоэль заходит в гостиную, двое мужчин, как добрые старые знакомые, с жаром обсуждают вопрос о столовой, которую отец хочет открыть этой осенью. Йоэль надеется, что новая экономическая политика предоставит ему новые возможности, а вот Ицхак-Меир, напротив, полагает, что Йоэль не должен влезать в такую опасную авантюру. Он уверен, что НЭП – ненадолго.

– Революцию назад не повернешь, – говорит он. – А когда делают революцию – летят головы.

Становясь нэпманом, утверждает он, Йоэль подвергает опасности будущее своих детей. Да, не зря этот скромный с виду пекарь занимается общественными делами. Будьте спокойны, он умеет кое-что предвидеть, хотя сейчас от усталости с ног валится. Если кто и понимает происходящее в стране, так это он, Ицхак-Меир Шульберг.

Но Йоэль слушает недоверчиво. Он трудится всю свою жизнь, и не понаслышке знает, что такое бедность. Это верно, ему непонятны тонкости НЭПа. Но одно он знает точно: в течение многих лет горького галута еврей всегда вынужден был приспосабливаться к новым условиям. Вот и военный коммунизм до основания потряс семью Йоэля Горовца. Раньше приходилось иметь дело с приставом, нынче – с Советами, и еще неизвестно, кто придет завтра. Жизнь бросала Йоэля во многие передряги, но теперь он хочет работать не на Советы, а на свою семью – для жены и детей. А НЭП – это, похоже, и в самом деле – свежий ветер. Так полагает Йоэль.

В разгар спора в комнату входит Хана, и Йоэль, увидев ее, думает: «Мой Шоэль еще так молод для женитьбы! Хотя…»

Ханеле не кажется ему красавицей, но что-то в ней, несомненно, есть. Фейга все еще трудится на кухне, и Хана вызывается ей помочь. За ней шлейфом тянется аромат французских духов; Шоэль и Мирьям, принюхавшись, как охотничьи собаки, спешат «взять след». И вот Хана, эта щеголиха, которая еще ни разу в жизни не почистила на материнской кухне ни одной картофелины, решительно берется за нож: выбора нет – она обязана найти ключ к сердцу свекрови.

Наконец обед готов, и все усаживаются за стол. Фейга постаралась на славу: она разливает золотистый бульон, подает курицу, жареную картошку. И, конечно же, ставит на стол бутылку вина, – не каждый день приезжают такие гости, надо отметить. Во главе стола сидит молодая невестка. Вот ведь как бывает: девушке еще и двадцати нет, а уже ходит во всеоружии янтарных бус и изысканных духов; восседает во главе стола рядом со своим собственным мужем. И хотя на сыне ветхая военная гимнастерка, холщовые портянки и грубая обувь, глаза у него горят самым что ни на есть алмазным светом – в точности, как и у нее. Этой парочке в любом месте хорошо, лишь бы быть рядом. Жаль, что не видит этого бедняжка Софья Марковна, она бы уж точно порадовалась, глядя на такую картину.

Молодые помалкивают – они поглощены собой, своим соседством, ожиданием того момента, когда окажутся наедине друг с другом. Зато неугомонный Ицхак-Меир ораторствует вовсю, не отстает от него и Йоэль. Фейга суетится вокруг стола – угощение и впрямь получилось достойным. Может ли кто-нибудь сидеть с кислым видом на такой доброй семейной встрече?

А вечером приходят друзья Шоэля – они спешат познакомиться с Ханой. В этом доме всегда тепло и уютно, здесь любят гостей и хорошо их принимают. И потому он едва вмещает всех родственников и друзей. Миша Зильбер-Каспи, его высокая голубоглазая сестра и миниатюрная подружка пришли не с пустыми руками. Миша тащил старый граммофон, Этеле несла граммофонную трубу, а Лейка Цирлина прижимала к груди несколько пластинок.

Вот и тетя Батья со своей дочкой Леей. Они так и не разбогатели, по-прежнему едва сводят концы с концами, но все познается в сравнении – теперь даже бывшие местечковые богатеи живут не многим лучше Батьи. Ее муж Хаим продолжал работать синагогальным служкой, но власти, слава Богу, решили пока не причислять его к реакционным пособникам религиозного культа. Потому что, если хотите знать, служка – лицо эксплуатируемое, то есть в некотором роде пролетарий. А пролетарию все можно простить – даже работу в столь нежелательном месте. А что же Лея? – Она стала комсомольским деятелем. Отцу это не слишком нравится, зато Батья довольна.

Впрочем, это далеко не все перемены, есть и куда более важные. Молодежь все больше и больше разделяется по интересам. В учреждениях власти и во всевозможных официальных организациях появилось много рабочих мест, и людям трудно устоять перед новыми соблазнами. Бывший бундовец Аба Коган переметнулся к большевикам и с ходу получил пост главы местной евсекций. Его коротко стриженую жену Маню поставили во главе женского отдела, и супруги с головой ушли в общественную работу.