Цви Прейгерзон - Неоконченная повесть

Так в плане Абы Когана появился еще один пункт: публичный суд над рассадниками косности и невежества! В принципе, уже существовало решение советской власти о закрытии религиозных школ, так что можно было бы ликвидировать хедеры одним росчерком пера. Но в условиях прискорбной укорененности этой напасти важна не только принципиальная революционная правота, но и умная политика. Да и негласные рекомендации центральных евсекций и евкомов советуют использовать широкие пропагандистские кампании. Желательно действовать осторожно, чтобы, по возможности, избежать всеобщего недовольства.

Для начала Аба назначил специальную комиссию для официальной проверки хедеров. Состав ее тщательно продуман: там, где выводы известны заранее, важно, чтобы не возникло никаких помех – ни от буржуя, ни от сиониста, ни от верующего фанатика. А еще ведь требовалось найти троих судей и прокурора! В инструкциях из центра специально подчеркивалось, что к подобного рода судам следует очень тщательно готовиться, ибо враги в штреймелах и ермолках [110]не будут сидеть сложа руки, а уж мировая буржуазия тем более расстарается вставить палки в колеса революционного прогресса.

Показательный суд над хедером, отмечалось в инструкции, это, по сути, борьба против еврейского религиозного засилья. Поэтому ответственные за столь важное дело должны, с одной стороны, быть до зубов вооружены учением марксизма и исторического материализма, а с другой – хорошо знать местечковые традиции и особенности. Назначенная Коганом комиссия максимально возможным образом соответствовала руководящим установкам.

С ее председателем, Ицхаком Левинсоном, мы уже знакомы. Остается добавить к его портрету небольшую деталь – Левинсон был абсолютно бесстрашным борцом. Если он кого и боялся, то только собственной жены Беллы – дамы бальзаковского возраста, не скрывавшей своего мнения о муже: большего шлимазла [111], чем Ицхак, по мнению Беллы, свет не видывал. Рядовыми членами комиссии назначили врача Якубовича и преподавателя Визшанского.

Якубович страдал одышкой, щеки его рыхлого лица постоянно подрагивали, как у бульдога, застывая лишь тогда, когда доктору приходилось проверять пульс очередного больного. Но, Бог с ними, со щеками – при чем тут щеки? – в комиссии Якубовичу отвели роль эксперта по санитарно-гигиеническим вопросам.

Другой проверяющий, Моисей Ефимович Визшанский, преподавал географию в обычной школе. К нему прилепилось прозвище «выкрест» из-за русской жены Агриппины. Визшанский считался хорошим учителем, к тому же был человеком нерелигиозным, и имел славное бундовское прошлое. Это делало его вполне подходящим для проверки учебно-воспитательной работы.

Но – комиссия комиссией – она, в конечном счете, несла ответственность лишь за начало. Главное же действие должен был обеспечить высокий суд. Его председателем Аба Коган назначил самого себя. Двое других судей, мужчина и женщина, полностью разделяли взгляды своего вождя, так что за приговор Аба не опасался: решение о ликвидации хедеров выглядело предрешенным.

Зато кандидатуре прокурора следовало уделить особое внимание: помимо таланта произносить обличительные речи, он должен был хорошо разбираться в запутанной теории и практике традиционного иудаизма, иметь хорошо подвешенный язык и быть при этом воинствующим атеистом. После долгих размышлений на эту важную роль утвердили члена партии Исера Рабиновича. Ныне дипломированный адвокат, он в юности посещал и хедер, и йешиву, был умен и находчив. Рабинович вовремя понял, куда дует ветер, и тут же заделался антиклерикалом, полностью отойдя от религии.

Говорили, что он нечист на руку и проворачивает какие-то темные делишки совместно со своим старинным другом – учителем Шнеерсоном. В жизни Исера было два страстных увлечения – карты и женщины. До революции он регулярно менял молоденьких служанок, поэтому к нему не без основания прилепилась весьма дурная слава. Приход к власти большевиков – защитников всех угнетенных, в том числе и служанок – сильно ограничил возможности привычных забав Рабиновича.

На момент суда Исер еще числился в большевиках. Забегая вперед, скажем, что через несколько месяцев его исключат из партии в результате «чистки». Но это будет позже, а пока что, после нескольких бесед с Абой Коганом, он признан самой подходящей кандидатурой на ключевую роль прокурора. Когану Рабинович сразу понравился: ему нужен был именно такой человек с гибкой совестью и хорошо подвешенным языком. Уж если кто и одержит победу в словесной дуэли с умником-раввином, так это Исер Рабинович.

Теперь оставалась лишь одна неувязка, которая беспокоила Когана – защитник! Как быть с этим? Инструкции ясно требовали, чтобы уважалось право обвиняемых самим выбрать себе адвоката. И Аба вынужден был подчиниться этому требованию. И вот результат: враги выдвинули защитником не кого-нибудь, а самого Песаха Каца – отъявленного мракобеса и националиста! И зачем только его выпустили из тюрьмы?!

Итак, суд проходил в клубе имени Розы Люксембург. И продолжался он, ни много ни мало, целых три дня. Массы людей, большинство которых являлись постоянными посетителями синагоги, яростно осаждали входную дверь. Судебному секретарю Яше Ашкенази приходилось вертеться, как белке в колесе. С билетами творилось форменное сумасшествие.

– Ну и работа! – чертыхался Яша, обалдев от криков, упреков и претензий. – Товарищи евреи, – чуть не плача, упрашивал он осаждающих. – Стены клуба не резиновые, в зале всего четыреста сидячих мест! Че-ты-рес-та!

– Ничего, мы постоим! – кричали в ответ.

Но даже если стоять – сколько еще можно втиснуть народу? Ну, сто… А если поднажать? Ну, если поднажать, то даже и двести… Но желающих все равно намного больше! Тем более что Аба Коган жестко приказал: на синагогу выдать не более сорока билетов, и точка! Хватит этим бездельникам и десяти процентов! Лучше впустить тех, кто твердо стоит на позициях марксизма! Ага, легко сказать… поди сдержи такую массу – напирают и напирают. Да еще и права качают, требуют позвать самого Абу – он им, видите ли, обещал! А как проверишь? Вот и носится запарившийся бундовец Яша Ашкенази – Фигаро здесь, Фигаро там.

Но вот процесс начался. На сцене установлен длинный стол, покрытый красным сукном. За столом разместились трое судей. Справа от них – комиссия по проверке и прокурор, слева – секретарь и защитник. Их глубины сцены строго смотрит с портрета бородатый Маркс, по бокам у него два портрета – Ленина и еще одного бородача, чье имя нынче не принято упоминать в приличном обществе. После оглашения обвинительного заключения – стоит ли напомнить, что суд идет на языке идиш?.. – на трибуну поднимается Ицхак Левинсон, глава комиссии по проверке.