Борис Харькин - В пасти Джарлака

Доктор приходил два раза в день, цокал, щупал пациенту лоб и вставлял клизмы. Во время процедуры он всегда рассказывал какую-нибудь городскую сплетню. Потом получал два седрика и уходил, обещая, что скоро изгонит болезнь.

Сплетни лекаря, я пропускал мимо ушей, но на четвёртый день он рассказал новость, от которой мне стало не по себе.

Оказывается, пока мы тут лечимся, отец Гафтон вкупе с Элеондилом подбивают местную знать заключить союз с эльфами, дабы пойти войной на Стронгхолд. Барон Джастин, пострадавший от руки орка, принимает в агитации активное участие. Многие дворяне уже поддержали компанию, учитывая сколько можно набрать рабов.

Эту информацию доктор получил из первых уст – сэр Джастин обращался к нему за медицинской помощью и лично поведал, что намерен мстить за своё испорченное личико. 'Какие подонки могли так отделать человека?!' – в сердцах выдохнул лекарь. Я покачал головой, и сказал: 'Да. Негодяи!'.

Вечером я рассказал Зяббе о коварных замыслах врага. Орк презрительно плюнул прямо на дорогой ковёр и заявил, что Гадюшник непреступен, а орки всем задницы надерут.

Ну раз Зябба не беспокоится, значит и мне волноваться не резон. Есть и более насущные проблемы, например, зелёный ловелас.

На вторую неделю Василий начал стучать зубами и бредить.

– Спасибо тебе, Петро, – как-то раз пробормотал он слабым голосом тяжелобольного. – Не бросаешь друга… Когда ты в отключке валялся, я за тобой тоже ухаживал.

– Я-то по делу валялся. Пострадал в бою, в отличие от тебя.

– Я тоже пострадал в бою… а точнее – в войне.

Опять бредит, подумал я.

– В войне полов, – горько усмехнулся Васян.

Оказывается, это был не бред, а шутка. Может, на поправку пошёл раз ёрничает?

Однако положение только ухудшалось.

Третью неделю друг в основном провалялся без сознания. Лишь изредка приходил в себя, да и то нёс какую-то ахинею.

Ариэль уже смотрела на него не с презрением, а с жалостью. Помогала мне готовить травяные компрессы и накладывать их на лоб Василия.

С каждым днём мне становилось всё страшнее. А что если Стольник вообще не поправится? Нет. Такого не может быть. Надо настроиться на оптимистический лад. И думать! Потому что дни утекают как вода. Если так будет продолжаться, мы не успеем вернуться к порталу. Долбанная болезнь загоняет нас в цейтнот!

Шарлатанистый лекарь уже достал со своими клизмами. И хотя Васян заслужил такое унизительное и малоприятное лечение, но никакой видимой пользы оно ему не приносило. Эх, был бы здесь Мерриор! Его грибочки пришлись бы как нельзя кстати!

Пошла четвёртая неделя!

Больной не приходил в себя уже пять дней подряд! Только мерно вздымающаяся грудь говорила о том, что он ещё жив.

Вечером все собрались возле постели Васяна. За окном хлестал дождь, и сверкали молнии. Из-за погодных условий Дитер отменил поход в бордель, а Зябба – в кабак. Даже кардинал зашёл навестить больного. Василий словно почувствовал, что все друзья стоят в изголовье и открыл глаза.

– У меня для тебя хорошая новость, сын мой, – провозгласил Маззини.

– Я… п-поправлюсь?

– Вряд ли.

– А ч-что за… новость?

– Несмотря на позорное заболевание, я буду отпевать тебя лично! Редкий усопший удостоится такой великой чести!

Услышав сие, Васян вновь потерял сознание.

– Я думал, он обрадуется, – произнёс кардинал с лёгкой обидой в голосе. – Ну ладно, дети мои, я пойду. Дела, дела.

Кардинал вышел. В комнате повисла скорбная тишина. Ариэль гладила Васяна по лбу, Ника опустила глаза, даже всегда шумные Зябба и Дитер притихли.

– Может, повезём его к Мерриору? – спросил я.

– Лекарь говорил, что Васька не перенесёт дороги, – отозвался Жорик.

– Да пошёл этот лекарь! – взорвался я. – Что нам ждать пока Стольник тут умрёт?! Так хоть какой-то шанс. Повезём его в повозке.

– Откинется хлюпик, – сказал Дитер. – От тряски загнётся.

– Надо ехать! – вступила Ника. – Деда обязательно поможет. Сколько можно лежать! Он так скоро плесенью покроется.

– Поедем, – согласился я. – Стой! Что ты сейчас сказала?!

– Что деда поможет.

– Нет, не это… Плесень. Нам нужна плесень!

– На хрена? – осведомился Зябба.

– Помнишь, – обратился я к Жорику, – нам химик рассказывал, что первый антибиотик – пенициллин получили из плесени?

– Ну… – неуверенно отозвался пухлый. – Вроде что-то говорил.

– Плесень – природный антибиотик. Где её взять?

– Этого добра в погребах хоть отбавляй. Там есть орчий сыр – он похож на наш рокфор.

Я и Жорик направились в подвалы за спасительным заплесневелым сыром.

– Его орчьим назвали потому, что плесень зелёная? – полюбопытствовал я, когда мы спускались в погреба.

– Нет, не поэтому. О том, как возник рецепт этого сыра – целая легенда имеется. Мне кардинал рассказывал. Хочешь послушать?

– Валяй.

– Однажды, одного орка посадили в тюрьму.

– За что?

– Легенда об этом умалчивает. Да мало ли за что? Он ведь раб был. Ошейник не хотел носить или хозяину рыло начистил. Это неважно. В общем, кинули его в камеру и держали на хлебе и воде. Садисты, скажи же, Петька!

Я кивнул.

– Орк, естественно, к такой пище даже не притронулся, – продолжал Жорик, – требовал, чтобы ему принесли нормальную еду – пива и мяса. Через несколько дней идейной голодовки заключённый начал чахнуть. Тогда хозяин, испугавшись за свой товар, приказал дать орку сыра. – При этих словах Жорик облизнулся. – Ох, сыр в Лареции хорош! Пробовал, Петька?

Я мотнул головой.

– Жаль. Обязательно попробуй! Ну ладно, вернёмся к легенде. Угадай, что сделал этот безмозглый орк? Он швырнул вкуснейшее лакомство в угол, сказав, что такое дерьмо орки не употребляют. Сыр лежал себе спокойно в уголке и постепенно плесневел. Через несколько дней зелёного выпустили, а тюремщик обнаружил кусок сыра, который уже дошёл до кондиции. Поскольку надзирателей, как и заключенных, кормят не шибко, тот не побрезговал заплесневевшим продуктом. Вкус оказался восхитительный. Тогда неглупый тюремщик уволился, продал дом и открыл собственный сырный бизнес. Не прошло и месяца, а он уже сказочно разбогател. А потом в благодарность выкупил орка из рабства и сделал его охранником в сырной лавке. Сыр же стали называть орчий. Такая история… О! Уже почти пришли.

Ступени кончились, Жорик отворил дубовую дверь. Чтобы попасть в кладовую, надо было пройти через винные погреба. Пол в них оказался завален опустошёнными бутылками и перевёрнутыми бочками. Полки, когда-то ломящиеся от вина, были уныло пусты. На них не хватало только таблички: 'Здесь побывали Зябба и Дитер!'.

Мы пробрались через разорённые винные погреба и вошли в кладовую. На стеллажах стояли покрытые паутиной корзины, банки с соленьями, лежали какие-то мешки. Корзины оказались заполнены круглыми головками сыра.