Василий Сахаров - Тропы Трояна

— Это запросто, тем более что мой помощник был не прав, — я состроил злую гримасу и посмотрел на Бравлина, который виновато опустил голову. — Но хотелось бы знать, а что ты будешь делать потом, Андроник?

— Увезу Любаву и Алексея (сына) в Константинополь.

— И кем они там станут? Любава будет твоей официальной любовницей и приживалкой, а сын бастардом. Так?

— Я об этом пока не думал, — спафарий зябко, словно ему холодно, поежился.

— А надо бы подумать, Андроник, дело-то нешуточное. Твоя семья Любаву не признает, а близкие родственники могут ее и сына отравить. Может так случиться?

Было, посол дернулся, но под моим строгим взглядом он осел, крепко задумался и спустя пару минут пробурчал:

— И что ты, Сокол, предлагаешь?

— Оставайся среди славян, ведь тебе здесь лучше, чем за морем.

— Но… Как же так…

— А вот так. Император тебя по голове не погладит, слишком много ошибок ты совершил, и родня не приветит, еще те змеюки. Вот и думай, а надо ли тебе, потомку славянина, возвращаться в империю?

— Мой предок был славянином, — признал Вран, — и эта земля мне дорога. Однако я давал клятву императору.

— Поступай, как знаешь, Андроник, — я развел руками. — Завтра Любава и Алексей будут дома, а мы тебя больше не потревожим. Но если надумаешь, то я, князь Рарога Вадим Сокол всегда готов принять благородного Андроника Врана на службу.

Спафарий поднялся и кивнул на выход:

— Могу идти?

— Конечно.

Тяжелые шаги воина, ожидание подлого удара в спину и облегчение. Андроник покинул жилище любимой, а Бравлин спросил:

— Неужели ты его так и отпустишь?

— Да. Однако он все равно вернется обратно и встанет рядом со мной.

— Как же, вернется… — Осока почесал затылок. — Не тот это человек.

— Все мы не такие Бравлин. Но ему деваться будет некуда. Списки ромейских агентов помнишь?

— Это которые у Комита отобрали?

— Они самые.

— Ну да, у меня копия есть.

— Правильно, что есть. Поэтому завтра начинаешь новую интригу. Скинешь ромейским шавкам слушок, что Вран на венедов работает, и про Любаву шепни, а дальше смотри по обстоятельствам. Андроник про это, наверняка, узнает и слежку за собой заметит, все же опытный боец, хоть и наивный порой, и постарается удрать. А бежать ему некуда, разве только к нам, и ты со своими разведчиками его прикроешь.

— А если он не сможет вовремя уйти или не успеет?

— Значит, ему не повезет. Шанс спафарию мы дадим, а дальше как судьба распорядится.

Осока явно был недоволен моим решением, но не возразил, и поинтересовался:

— Вадим, а зачем ты этого Врана прикрываешь?

— Человек, потому что. Есть в нем сила, не чужая, а наша, славянская. Но не разбужена она, а в детях его она проснется, и это будут знатные венеды, на которых многие равняться станут. Понял?

— Честно говоря, не очень.

— Ничего, позже поймешь, — я поднялся. — Пошли, Бравлин. Еще вся ночь впереди и у нас работы много.

— Отец, опять это знамя.

Облаченный в броню, стройный и подтянутый воин на белом жеребце, княжич Ярослав, посмотрел на своего отца Владимирко Володаревича Галицкого, сурового приземистого бородача, который вместе с сыном находился в авангарде войска, и тот нахмурился. Правитель Галича давно хотел отделиться от Киева и создать свое собственное государство, которое тяготело бы к Константинополю, Польше и Венгрии. Про это знали все русские князья, которые постоянно ожидали от прозападно настроенных галичан подвоха. Но Владимирко Володаревич не любил войну. Он был больше политиком, чем полководцем, и предпочитал играть на слабостях противников и союзников. По этой причине кидать своих воинов в горнило гражданской войны князь не хотел, а сидел на окраине русских земель, выжидал и стравливал родственников-Рюриковичей. Да вот только не все зависело от него, и в этом году отвертеться от похода на Киев у Владимирко не получилось. Император Мануил Комнин, Константинопольский патриарх Николай Музалон и союзник Юрий Долгорукий, чья дочь недавно вошла в его семью как жена сына Ярослава. Все они давили на него, и князь решился. Владимирко стал созывать войско и вскоре его полки, при поддержке многочисленных наемников и полуторатысячного отряда ромейских катафрактов, выступили на Киев.

Начиналось все неплохо. Войско под рукой князя было сильное, сытое и хорошо вооруженное. Земля, по которой шли воины, знакомая и проводники не требовались. Лето стояло сухое, а киевская дружина находилась в Суздале. Поэтому Владимирко Володаревич и его ромейские советники были уверены, что цель похода будет достигнута, и Изяслав Мстиславич проиграет войну, которую он не сможет вести на два фронта.

Однако несколько дней назад передовой полк княжеского войска, который состоял из европейских кондотьеров и кавалерии галицких бояр, был атакован степняками и черными клобуками. Легкие конники противника шли в бой под небесно-голубым знаменем, на коем была вышита голова хищного сокола в языках пламени, и с этого момента все пошло не так, как рассчитывал князь.

Сразу после того как юркие степняки, обстреляв авангард, откатились, германский рыцарь Иоганн фон Свальде, который привел в войско князя две сотни бывалых вояк, вернул Владимирко деньги и сказал, что драться с венедами он не станет и возвращается в Венгрию, откуда его отряд пришел в Галич. Затем примеру рыцаря последовали некоторые польские шляхтичи, которых никто не мог назвать трусами, и всего за один день князь лишился трехсот пятидесяти бывалых воинов. На общем фоне эта потеря невеликая, ибо у Владимирко Володаревича было двадцать тысяч бойцов, но поступок лихих поляков и германцев вселил в сердца некоторых галичан и европейских наемников неуверенность. И напрасно князь говорил очевидные вещи. Мол, степняки никакие не варяги и в Волынском княжестве, по которому шла армия Владимирко, просто неоткуда взяться венедскому воеводе. Однако это не помогало и слухи о диком и жестоком вожде Соколе, расползались по полкам, а потом они стали дополняться неожиданными ночными нападениями на обозы княжеского войска. Вражеские воины очень умело вырезали часовых, после чего подкрадывались к возам с припасами и кидали в них небольшие кувшинчики с «греческим огнем», а днем постоянно крутились перед авангардом, обстреливали галичан из луков и прямого боя принимать не хотели.

Это становилось проблемой, которую требовалось решить. Следовало немедленно разгромить противника, преграждавшего князю путь к Киеву, и Владимирко не медлил. Он собрал в авангарде армии своих самых лучших и быстрых бойцов, наемных лукоморских половцев и собственных дружинников, коих возглавил его сын Ярослав. Черные клобуки киевлян и степняки, судя по повадкам, тюрки, должны были снова напасть на войско и галичане с половцами собирались догнать налетчиков и разгромить. И вот знамя Сокола снова реет впереди, на другом берегу безымянной речушки в пятнадцати верстах от волынской крепости Межибож. Однако противник нападать не спешил, он караулил переправу, и если искать другую, то войско князя потеряет весь день. Владимирко Володаревич это видел и понимал, и хотя не все шло так, как он рассчитывал, Рюрикович не унывал и по-прежнему твердо верил в свою победу.