Михаил Дьяконов - Река времен. Жребий брошен

Но все-таки что-то тут не так. Неужели до меня никому не пришло в голову внедряться в систему по моему способу? Ведь это же элементарно. Система самосбалансирована, и лучше не пытаться все перелопатить, но лишь слегка раскачивать все. Хотя хрен их знает, как оно там на самом деле? Между тем салаты мои закончились, горячее я распробовал, пора, наверное, и честь знать.

Подозвав боя кивком головы и расплатившись с ним за принесенное, заказываю кофе с рогаликом и полста сливочного ликера с шоколадкой. Ничего, моему двойнику это, возможно, будет в жилу. Дождавшись, когда бой убежал, семеня своими короткими ножками, распечатываю пачку сигарет и, вбросив одну себе в рот, перемещаюсь туда, куда вел указатель туалета и штубины. Моя куртка осталась на спинке стула, подтверждая, что ее хозяин отлучился ненадолго.

Местный туалет был похож на такие же заведения в иных подобных местах общего пользования. Округлая или, скорее, овальная в плане курительная комната с соответствующими разрешительными значками располагалась чуть левее заветного коридорчика с индивидуальными «креслами мыслителя». Я завернул сначала в этот «овальный кабинет» с хорошей вентиляцией и стенным покрытием, активно поглощающим все мыслимые запахи, не забыв, впрочем, пожертвовать на входе полста «деревянных» преградившей было путь «морде контры». Здесь я наконец-то раскурил сигарету, что держал во рту и, откинувшись на спинке дивана из искусственной кожи, расслабился.

Пока все шло по плану. Никто за мной не входил и на глазах у меня не маячил. Мимо курительной то и дело туда-сюда сновали какие-то посетители и работники кухни, а я пускал дым в потолок и, судя по отражению в зеркале, глупо улыбался. Вдруг лицо одного поваренка, или работника кухни, судя по его белой курточке и круглой шапочке, показалось мне ужасно знакомым. Он проскочил в туалет, заговорщицки подмигнув мне при этом. Кого-то он явно напоминал мне. Кого-то удивительно знакомого!

Стоп! Его лицо было почти копией моего собственного!

Так вот он, знак! Видимо, это и есть мой двойник, о котором упоминал Саныч, и он зовет меня последовать за ним! Ладнушки!

Я вбросил окурок в штубину, выбрался из похожей на большой стакан курительной и не спеша потопал в отхожее место. Там, едва за мной закрылась дверь, чьи-то руки рванули с меня очки, и я вблизи увидел своего двойника, который протягивал мне белую форменную куртку, сдергивая круглый колпак со своей головы.

А он в самом деле был очень похож на меня. Рост, сложение, прическа, седые усы. Рубаха с коротким рукавом и камуфляжем «цифра», джинсы. Он вполне может заменить меня в глазах постороннего наблюдателя, если тот не сидит за соседним столиком и не пялится в упор. Я сгреб из его рук форменную одежду и вошел в кабинку, которую он показал мне жестом, последним движением протянув ему пару «пластиков» с двумя десятками червонцев. Он поблагодарил меня кивком головы, сунул в мой нагрудный карман сложенную вчетверо записку и уверенно шагнул к рукомойнику, взлохмачивая волосы. Тут же я услышал, как там полилась вода.

Норма!

Теперь надо выждать. Я закрыл кабинку изнутри, не спеша надел белую курточку, водрузил на голову колпак, уселся на «кресло философа» и развернул послание: «Через две мин. уверенно идешь на кухню, прямо мимо электроплит к служебному выходу – и на улицу. Я встречу!»

Все ясно. Почерк Саныча я не спутаю ни с чьим. Время пошло…

Кстати, а ведь мы познакомились с ним лет десять назад. Нет, точно – ровно десять! Помню, я тогда зачищал местность где-то за Ведено от лежавших там лет уже тридцать, если не побольше, минометных мин, гранат и прочей военной требухи, оставшихся еще от первых чеченских начала века. А Саныч…

Саныч – это история особая.

Было лето. Жаркое и какое-то тягучее, даже там, в горах. Мы с моим приятелем Мишкой Мишиным, который стал уже капитаном ВВ, и тремя его подчиненными «вованами» в звании от рядового до старшего сержанта ехали на разведку нового места работ. Рядовое дело. Сбор и утилизация ВОПов, оставшихся от предыдущих войн, или, как говаривал мой учитель Вячеслав Иванович Храмов: «сбор старого мусора в относительно безопасной зоне».

От головокружительных поворотов горного серпантина и после выпитого накануне вина дико мутило, даже несмотря на то что я сел рядом с водителем. Четырнадцать часов. Солнышко стоит в зените, и тени от окружающих деревьев практически исчезли. В машине – духота. Нам оставалось преодолеть каких-нибудь десяток кэмэ, когда в радиатор нашего джипа пришелся удар точно пущенной гранаты «эрпэгэ». Мотор-генератор буквально разлетелся брызгами во все стороны, а машина, кувыркнувшись через крышу, завалилась на левый борт. Второй взрыв пришелся в передний бампер. И тотчас, или даже чуть раньше, по нам с горушки, метров с двухсот, прицельно ударил пулемет. Шандец! Приплыли! Вот тебе и «сбор старого мусора в безопасной зоне»…

Я откашлялся от пыли, которая окутала машину плотным облаком, убедился, что спутниковая станция связи приказала долго жить, потом на ощупь дернул у ничком завалившегося водителя его штатную «пэвэдэху», за ней – лямку подсумка с патронами, выполз через проем вылетевшего наружу лобового стекла и притаился, пытаясь оглядеться.

Позади кто-то, громко сопя, выбирался за мной следом. Пулеметчик продолжал жалить наш джип короткими очередями, отзывавшимися веселым звоном по днищу машины. Хорошо, что пулемет – винтовочного калибра, а не крупного. Это нам что слону дробинка, но, чтобы высунуть голову за габарит бронированного днища кузова авто, нечего было и думать.

Того, кто полз за мной, пыхтя как паровоз, я не срисовал. Глаза запорошило пылью, и я, честно пытаясь проморгаться, усиленно тер их пальцами. А вот третий, бережно несший перед собой «масловку», оказался капитаном Мишиным собственной персоной, хоть и сильно посеревшим от толстого слоя пыли, осевшей на лице и обмундировании.

– Жив? – коротко спросил он.

– Натюрлих! – Я жадно глотал горячий воздух, продолжая тереть глаза.

– Семченко, – обратился Мишка к тому, что лежал рядом со мной, – ты как?

– Живой, кажись! – Боец скрипел, как заржавленное колесо. – Осколком бедро задело, но несильно.

– А Казакову и Сазонтьеву, похоже, вечная память!

Я, наконец, проморгался и окинул взглядом наше воинство. Мишка отряхивается от толстого слоя пыли, и мордоворот-сержант в полужестком бронежилете четвертого класса ковыряется с бинтом у своей правой ноги.

На троих – «масловка» капитана, «беретта» сержанта, «таволга», которую я взял у водилы, и три пистоля. Ну еще гранат у каждого штуки по три. Негусто. Мобила тут не берет, карманное радио у Мишина есть, но что толку от него в полусотне кэмэ от базы в этих враждебных горах? Надежды на помощь – просто призрачные… Место глухое. А если эти засадники полезут нас добивать? Ну пятерых мы, пожалуй, срежем, может, шестерых, в этой позиции больше – вряд ли. А их, судя по обстрелу, тут десятка два имеется.