Андрей Бочаров - Русская фантастика 2015

В отличие от просёлка одноколейная железная дорога, что тянулась по дальней границе пустоши, была настоящей, твёрдо закреплённой на своём месте. Раньше мальчик каждое утро взбирался по лестнице на крышу сарая и проверял, на месте ли одноколейка? Пока не убедился, что дорога уплотнилась и никуда не пропадёт.

По одноколейке можно было идти долго, далеко и даже в две стороны. В этот раз они шли на восток, навстречу солнцу. В этой стороне лес сначала вплотную подходил к насыпи с обеих сторон, и казалось, что она выкинет тот же фортель, что и просёлок. Но нет, лес отступал, не сумев пересилить железную прямолинейность и параллельность рельс, упрямую перпендикулярность пропитанных креозотом шпал.

Затем дорога шла вдоль заброшенного каменного карьера. Отвалы щебня, буйно поросшие одуванчиками и чертополохом, растрескавшаяся бетонка, покосившиеся столбы с провисшими, а кое-где и оборванными проводами…

– Па, глянь, глянь, вон там!

Мальчик первым заметил неуклюжее сооружение, притаившееся за отвалом. Серые, сложенные из шлакоблока стены, крыша из такого же серого, местами проломившегося шифера. И одноколейка впереди теперь разветвлялась, словно споткнувшись о старую, побуревшую от ржавчины стрелку. Короткий рукав её широкой дугой убегал за сооружение.

Мужчина приложил руку козырьком к глазам, всмотрелся.

– Пакгауз, – сообщил. – Железнодорожный склад.

– Пак-гауз, – мальчик покатал на языке новое для себя слово. – А почему у него ни окон, ни дверей нет?

– Двери есть. С другой стороны, мы не видим.

– А что там внутри?

– Похоже, пока ничто.

– Ты не придумал?

– Я не знаю, что там должно быть, – мужчина развёл руками.

– Жалко. Пойдём дальше?

– А ты не устал?

– Неа.

– Везёт. А я притомился. Давай, на сегодня хватит? Итак, смотри, мы до конца карьера дошли. Передохнём, и домой.

Мальчик насупился.

– А завтра пойдём снова?

– Если захочешь.

– Захочу! Ладно, пусть будет привал.

Мальчик перешагнул через рельс, уселся на насыпи. Мужчина устроился рядом, вынул из рюкзака флягу, завёрнутые в фольгу бутерброды. Протянул мальчику. Ели молча. Лишь когда от бутербродов остались одни крошки, мальчик вдруг хихикнул, спрятал руку за спину. Потом протянул кулачок мужчине, разжал. По ладони ползла божья коровка.

– Молодец, – похвалил мужчина, – правильно получилось.

– Я и комаров могу. Чтобы по взаправдашнему наша пустошь комариной была.

– Нет, комаров не надо. Комаров я не люблю.

– Я тоже… па, а куда ведёт та дорога? – Мальчик кивнул на убегающую в ничто бетонку.

Мужчина подумал немного:

– В город, наверное. Здесь все дороги ведут в город.

– А давай по ней завтра пойдём?

– Можем и по ней, если хочешь. Ну что, отдохнули? Встаём?

– Ага. – Мальчик поднялся на ноги. – Эх, сейчас бы сразу дома оказаться! А то идти назад неинтересно.

Он сказал это так просто, не по-настоящему, не думая. Если думать такое, то и впрямь на пустоши окажешься. Но тогда и карьер, и бетонка – не говоря о пакгаузе! – пропадут. Придётся всё начинать заново.

Однако мужчина неожиданно улыбнулся и кивнул:

– Сразу оказаться не получится, но не идти можем. Я знаю, что там, в пакгаузе. Побежали, посмотрим?

– Да!

Двери в пакгаузе были. Вернее, ворота. Большущие, широкие. Рельсы забегали прямо под них, и там, на рельсах, стояла дрезина. Мальчик мигом догадался, что это за штука, хоть названия и не знал.

С дрезиной пришлось повозиться, пока разобрались, как ею управлять. Вдобавок стрелка артачилась, никак не хотела передвигать рельс. Но зато когда справились, помчали почти с ветерком.

– Не передумал завтра идти по бетонке? Может, поедем по железной дороге в другую сторону, на запад?

– А что там есть?

– Станция. Маленькая, но настоящая. Перрон, вокзал.

– И город?!

– Город… город мне пока не придумать.

На пустошь они вернулись, когда солнце было ещё высоко. Мужчина остановил дрезину там, где от насыпи отходила узенькая, едва различимая в траве тропка. Петляла между крошечными овражками, бежала к дому. По ней они и пошли.

Дом встречал их приветливо распахнутыми окнами, надтреснутой мелодией со старого магнитофона. Мальчик застыл на миг. Затем сорвался с места, бросился к крыльцу:

– Ма! Мама!

Мужчина попытался перехватить его, догнать – куда там! Мальчик влетел в дом, крик его заметался по комнатам:

– Мама, мама! Ты где?!

Мужчина вздохнул, поднялся на крыльцо. Из открытой двери кухни вкусно пахло жареной картошкой. Мальчик был там. Стоял у окна, смотрел во двор. Не оборачиваясь, спросил хмуро:

– Почему она опять нас не дождалась? Приготовила всё и ушла!

– Ты же знаешь, ей приходится экономить ресурсы.

– Из-за меня?

– Из-за всего. Потерпи. Станешь немножко старше, научишься думать…

– Я и так умею!

Мужчина не ответил. Подошёл к плите, разложил по тарелкам картошку, достал вилки, нож, нарезал хлеб.

– Мой руки и садись обедать.

Мальчик постоял немного. Потом молча подошёл к рукомойнику, сложил руки лодочкой, надавил на носик. Вытер полотенцем, сел за стол, ковырнул вилкой в тарелке.

– Я умею думать, вот увидите… – буркнул под нос.

Впрочем, хмурое настроение его продержалось недолго – до второго стакана компота:

– Па, сегодня твоя очередь посуду мыть! Я на озеро побежал!

– Осторожнее там. Оно ещё не уплотнилось…

– Знаю!

Длинное узкое озеро обхватывало пустошь с четвёртой стороны. Ближний берег его порос такой непролазной осокой, что воды и не видно. С одного края озеро постепенно переходило в болото и терялось где-то в лесу, обойти его там пока не получалось. Вторым – упиралось в железнодорожную насыпь. Собственно, лишь оттуда, с насыпи, и можно было увидеть его целиком: иногда неподвижную, иногда подёрнутую рябью поверхность, старую корягу, похожую на голову водяного, что торчит из воды у противоположного берега. И сам тот берег – такая же полоса осоки, и дальше ничто.

Впрочем, это мужчина рассматривал озеро с насыпи. А мальчик разведал тропки, ведущие сквозь осоку. Где-то там было его секретное место, где можно думать, никому не мешая.

Мужчина успел убрать со стола, помыть посуду, спрятать её в шкафчик и уже взялся за совок и веник, чтобы подмести пол, когда услышал со двора не то изумлённый, не то испуганный вскрик. Шагнул к окну и замер. К дому бежал мальчик, а за ним по пятам…

Мужчине захотелось зажмуриться, ущипнуть себя, чтобы наваждение рассеялось. Но всё было реально. Сминая осоку, из озера на пустошь шёл динозавр. Мужчина не очень-то разбирался в их видах, но судя по рядам острых зубов в раззявленной пасти, по когтям на коротких передних конечностях, травоядным он не был. И тут же низкий утробный рык развеял последнюю надежду, что это мираж.