Владимир Романовский - Добронега

Сумерки сгущались. Хелье мельком осмотрел письмена, которые разбирал Васс, пожал плечами, и стал стаскивать с неприятного фаворита Марии сапоги. Левый сапог сошел легко. С правым дело оказалось сложнее. В конце концов, придерживая колено Васса ногой, Хелье стащил и этот сапог. При этом в ноге Васса что-то хрустнуло. Онучи Хелье не стал разматывать, а просто разорвал на обмотки половину постельной простыни. Стало совсем темно. Луна еще не взошла. Хелье выбрался на карниз, повис на руках, и спрыгнул, слегка подвернув ногу при приземлении. Завернувшись в сленгкаппу, чтобы белая рубаха не выдала его в темноте, он побежал к роще и вскоре скрылся в ней. Хотелось есть.

Идти пришлось долго. Наконец Хелье вышел к сторожке у самого берега. Заржала лошадь. Хелье постучался. Сонный сторож открыл ему дверь.

– Я от Марии, – сказал Хелье. – Мне нужна лошадь.

Сторож мрачно посмотрел на него, вздохнул, и повел гостя в стойла. Сторожам положено давать монету. Монет у Хелье не было, все пропил. Он решил, что если разговор зайдет о деньгах, он просто задушит корыстного негодяя. Но сторож ничего не сказал. Правда, седлать лошадь он предоставил Хелье, а сам просто стоял и смотрел с немым укором.

Оставшуюся половину пути Хелье пролетел за полчаса галопом по широкой тропе, обнаружившейся чуть дальше от реки, чем та лесная тропинка, по которой он шел пешком. Замедлить бег коня пришлось только один раз – на встречу ему попалась река Десна. Чудо изобретательности – три дюжины широких лодок, связанных вместе и покрытых настилом из досок, составляли плавучий понтонный мост, от берега до острова в середине реки, и столько же лодок служили мостом от острова до противоположного берега. Неустрашимые и Мария обеспечивали себе скорую связь между Вышгородом и Киевом. А может, только Мария.

Вторая сторожка, у переправы, оказалась меньше первой, и в ней, сторожке, все спали. Пришлось долго колотить в дверь. В конце концов второй сторож, мрачнее первого, вышел к Хелье, принял у него поводья, отвел взмыленную лошадь в стойло (Хелье был все еще неважный наездник), и проводил Хелье к лодке. Кряхтя взялся он за весла. Хелье сидел у стьор-борда, глядя на черную гладь ночного Днепра. На другом берегу мелькали какие-то огни. Какой-нибудь дозор.

Причалив к Подолу, сторож с тоской смотрел, как Хелье, не дав ему монеты, выбирается из лодки. Пробормотав что-то нелестное, он отчалил. Взошла луна.

Едва не заблудившись в закоулках, Хелье вышел в Жидове. В некоторых окнах горели редкие огни. Дом Авраама был, наоборот, светел – во всех комнатах что-то происходило, возможно, какой-то иудейский праздник, на который Авраам пригласил весь квартал. Подают ли на иудейских праздниках к столу еду? Хелье решил, что подают – люди в глубине души все одинаковы, и лучший способ оказать гостеприимство – накормить гостей. От голода сводило челюсти.

Дверь ему открыл Яван – не мрачный и не подозрительный, но насмешливый. Странно. Вроде бы он говорил ранее, что не любит шуток. Межей не поймешь. С веселой улыбкой Яван поприветствовал Хелье и провел его в большую столовую. Здесь недавно кончили ужин, и стол был уставлен всякой всячиной.

– Я поем немного, хорошо? – спросил Хелье, прицеливаясь к бараньей голове.

– Сколько хочешь, – откликнулся Яван. – Выпей вина.

– Где Дир?

– Дир спит. Пьяный. Очень пьяный.

– Чего это он? – спросил Хелье, набивая рот и наливая себе вина.

– От него его женщины ушли.

Хелье чуть не поперхнулся.

– Что? – спросил он, проглотив кусок.

– Да так…

– Куда ушли?

– В условия, кои они сочли более благоприятными для их существования. К печенежскому князьку одному.

– Когда?

– Давеча. Но, конечно, с князьком они познакомились раньше. Два года назад, когда последний раз здесь гостили. Отец мой тогда как раз какую-то печенежскую банду обхаживал, хотел что-то через них куда-то доставлять, как всегда, какие-то темные дела. И князек как раз там и был. Я думаю, это Анхвиса его охмурила, или он ее. А Светланка – что ж, Светланка такая, куда Анхвиса, туда и она.

У Хелье на этот счет было свое мнение, но он не стал его выражать – было не до того.

– И что же теперь?

– Ничего.

– Дир будет их искать?

– Он бы и хотел. Но печенегов искать трудно. Степь большая, печенежских племен тьмы. Друг о друге они, конечно же, все знают, но славянину не откроются. Даже отец не знает, откуда этот князек взялся, а то сказал бы Диру – все-таки Светланка его дочь. А также моя сестра.

– Бедный Дир, – наливая себе вина, Хелье посочувствовал другу.

– Что делать, Хелье. Судьба она – такая штука. Чего хочет, то и делает. Но, сказать по правде, жить с Диром несладко, наверное. По всему миру человека мотает, всегда в пути. А женщинам хочется дом да семью иметь, аки птице гнездо. Женщины, они хозяйственные. Я тут Годрика разговорил, так он мне такого про семейную жизнь Дира порассказал, что даже не знаю, утешать ли его, Дира, или говорить ему, что сам виноват. А князек обходительный попался, смотрел на обеих влюбленными глазами целый день.

– А Годрик что же?

– А что Годрик? Годрик не против. Годрику оно и лучше – раньше он троим носы утирал да белье стирал, а теперь только Диру будет. Меньше хлопот. Ну а ты как?

– Я-то? Ничего, неплохо, – ответил Хелье. – Вот что, Яван, ну-ка я у тебя спрошу… – Хелье вынул из кармана браслет. – Сколько такая штуковина может на торге стоить?

Яван взял у него браслет и некоторое время его рассматривал.

– По-моему, дорогая вещь. Я плохо в этих делах разбираюсь, но, вроде бы, все честь по чести. Тысячу сапов точно выручит. По самой меньшей мере. Я мог бы у отца спросить, это по его части, но он очень занят нынче.

– Чем же?

Яван пожал плечами.

– Уезжает он, со всей семьей. Хозяйство на меня оставляет.

– Как это – уезжает?

– По-моему в Италию, но точно не скажу. Может даже в Константинополь. Какие-то опять темные дела. Ну, ты знаешь – иудеи…

– Знаю. Заговор. Так ты один во всем доме остаешься?

– Да. Он даже холопьев с собой берет. Нужно будет новых искать. И охрану. Не хочется. Придумаю что-нибудь.

– А Дир?

– Что – Дир? Его никто не гонит. Пусть живет, сколько хочет. И ты живи. Все как-то веселее, когда приличные люди в доме. Знаешь, что? Пойду-ка я все-таки покажу эту гадость отцу. Может, он и купит – чего тебе по торгам с ней шататься, только неприятности одни, обдерут тебя на торге. Ты сиди, ешь, пей, я сейчас приду.

Яван вышел с браслетом. Хелье принялся за диковинное блюдо – вроде бы рыба, а внутри какая-то дрянь, не очень вкусная, но ничего, есть можно. Он налил себе еще вина. Спать не хотелось.

В столовую вошел Годрик, молча поклонился Хелье, и сел у стены на лавицу. Хелье попробовал пирог. Пирог оказался липкий и приторный. Плюшки на меду были лучше.