Андрей Валентинов - Дезертир

— Я тоже не ужинал. Здесь можно где-нибудь перекусить, гражданин Тардье?

На этот раз ответ был дан не сразу. Наконец Огрызок печально вздохнул:

— Есть тут одна дыра. Для лодочников… Там супец подают. С потрохами…

В «дыре» было полутемно и очень грязно, но суп, невообразимо горячий и остро пахнущий, действительно подавали. Ломаться гражданин Тардье не стал и тут же схватился за ложку. Ел он жадно, но от второй миски отказался, а краюху хлеба, ни разу не укусив, спрятал за пазуху.

— Для сопляков, — пояснил он. — Жрать хотят, а ничего не умеют…

Мы вновь вернулись на набережную. Заметив, что мой спутник немного оттаял, я решил все-таки разобраться:

— Вот что, гражданин Тардье! Выкладывай, да по порядку!

— Да чего выкладывать? — Малец с явным сомнением воззрился на меня, но затем вздохнул: — Да, в общем, так себе. С площади Роз турнули, я сейчас тут ночую, на старых баржах. И двое сопляков привязались, корми их! Дать бы им по шее, так жалко — малые еще…

— А где же ваша Коммуна? — не выдержал я. — Какого черта!

Он не ответил, и я понял, что дела действительно «так себе». Зима на носу. Одна морозная ночь, и этим ребятам уже не проснуться.

— Тебя нужно отправить в приют. И твоих «сопляков» тоже.

— Вот еще! — Глазенки гражданина Тардье блеснули. — Держи карман шире, гражданин Деревня! Знаю я эти приюты! Кормят, как воробьев, а сторожат, словно каторжников! Не, я лучше работать пойду…

— Грузчиком? — поинтересовался я.

— Сами вы грузчик! — вновь окрысился мальчонка. — Я, между прочим, три месяца в типографии работал. Чтоб вы знали, я грамотный. Хотите, любую афишу прочту? Я даже стихи знаю!

— «Король Георг хотит напасть…» — вспомнил я.

— Не, настоящие! Вы небось такие в деревне своей и не слыхали!

Внезапно он остановился, широко расставил ноги и начал вещать, то и дело срываясь на петушиный фальцет:

Последние слова он проорал во все горло, после чего глубоко вздохнул и покосился на меня.

— И ты такое выучил? — невольно восхитился я. — Я бы язык сломал!

— Хе! — малец победно усмехнулся. — Долго учил. Особенно это слово, как его… А, «плодоносящей»! Это, гражданин Деревня, сам Андре Шенье написал! Мы его набирали. Ну а потом типография ахнула… А сейчас — плохи дела. Которые постарше, и те без работы. Эх, надо в Сен-Марсо перебираться!

— Вот как? — удивился я. — У меня там знакомые есть.

— Правда?! — гражданин Тардье даже подпрыгнул от восторга. — Может, вы самого гражданина Ножана знаете?

Фамилия показалась знакомой. Даже очень знакомой. Жак Ножан, вождь санкюлотов Сен-Марсо. Тот, кого боится сам Робеспьер…

— А почему ты думаешь, что в Сен-Марсо будет лучше?

— Ха! Известно почему! — гражданин Огрызок бросил на меня очередной снисходительный взгляд. — Жак Ножан никому пропасть не даст! Он так и сказал — в Сен-Марсо не будет бездомных! И голодных не будет! Хоть по краюхе хлеба, а каждый получит. Там всяким «марочникам» — не жизнь, зато нашему брату… А скоро гражданин Ножан и с Конвентом разберется!

Он не шутил, и мне тоже стало не до шуток. Жак Ножан собирается разобраться с Конвентом. Санкюлоты Сен-Марсо хотят предъявить счет гражданам якобинцам…

— Ну и буча там будет!

— Как?! — поразился я.

— Буча! Вы чего, гражданин, простых слов не знаете? Гражданин Ножан своих ребят к Тюильри приведет. Пустят кой-кому леща за пазуху! Так что приходите! Если вы, конечно, гражданин, настоящий патриот…

— Наверно, настоящий, — предположил я.

— Да кто вас знает, гражданин Деревня? Вы-то не доверяете!

— Почему? — я даже остановился от удивления. Я — тебе?

— А то я не вижу! — Его давно не мытая физиономия внезапно нахмурилась. — Доверяли бы — дали три ливра… Ладно, чего с вами болтать? Вон моя баржа! Кукареку. Деревня! Я тебе за похлебку должен…

Гражданин Огрызок махнул рукой и сгинул в темноте. Я растерянно оглянулся, но понял, что остался один.

Шарля Вильбоа в палате не оказалось. Не оказалось его и в коридоре. Пришлось выйти во двор, где я наконец-то обнаружил нашего больного, причем не одного. Шарль прогуливался в компании с темноволосым молодым человеком, чем-то похожим на гражданина Амару, но куда более приятного вида. Темноволосый поддерживал Шарля под руку, при этом оба весьма оживленно беседовали. Увидев меня, Вильбоа махнул рукой:

— Гражданин Люсон! Присоединяйтесь! Парень улыбался — дела его явно шли на поправку.

— Не рано еще бродить? — поинтересовался я, подойдя поближе.

— Я ему и г-говорю, — темноволосый укоризненно покачал головой. — В-вечно он не слушается!

Странно, но даже заикался он как-то приятно. Во всяком случае, не в пример приятнее, чем председатель секции 10 Августа.

— Д-демулен, — черноволосый улыбнулся. — Лучше просто Камилл.

— Люсон.

Я пожал тонкую сильную ладонь, и тут только до меня дошло.

— Камилл Демулен? Вы…

— Н-нет, нет! — парень замахал руками. — Если вы спросите, зачем я б-брал Бастилию, то сразу говорю — брать я ее не собирался! Я только в-влез на столик в кафе и п-предложил всем честным патриотам спасаться б-бегством. Я не в-виноват, что они побежали именно к Бастилии!

Камилл Демулен… Прокурор Фонаря… Правая рука Дантона… Странно, я не чувствовал ненависти к этому темноволосому. Обаятельный парень, и улыбка приятная, давно такой не видел…

— Кстати, Т-тюильри я тоже не штурмовал. Я даже спрятался у себя в т-типографии, и Жорж меня д-долго искал, чтобы всучить пистолет. Он з-забыл, что я с детства боюсь оружия… Поэтому оставим эти страшные м-материи и поговорим о гражданине Вильбоа. Гражданин Люсон, взываю к в-вашему здравомыслию и прошу объяснить этому свихнувшемуя на м-мистике индивиду…

Я понял. Похоже, Шарль не терял времени даром.

— Гражданин Люсон в курсе, — кивнул Вильбоа. — Рассказывай дальше!

— Н-нет, но посудите сами! — Демулен вздохнул и покачал головой. — Вчера по м-милости Шарля я выглядел полным идиотом, когда говорил с г-городским комиссаром. Представляю, что он обо мне подумал…

Он вновь вздохнул и заговорил совсем тихо, хотя вокруг не было ни души:

— В комиссариате зарегистрированы двадцать девять д-дезертиров…

— Простите? — удивился я. — Каких дезертиров?

— Я просил Камилла узнать, были ли случаи, когда погибшие на гильотине возвращались, — негромко пояснил Вильбоа.