Андрей Валентинов - Дезертир

15 января все того же Первого года Республики гражданин Лепелетье зашел пообедать в ресторацию Феврье, что в Пале-Рояле (в то время уже «бывшем»). Достойного якобинца можно понять — он выполнил тяжкую, но столь нужную Революции работу. Только что гражданин мануфактурщик, вместе с большинством конвента, проголосовал за казнь «изменника и врага народа» Луи Капета. Неудивительно, что гражданин Лепелетье, приложивший немало усилий, чтобы и остальные обагрили руки в крови Короля, решил утолить голод правда, не краюхой хлеба с солью, а изысканным раковым супом и мясом по-бургундски.

С супом было покончено быстро, но до десерта дело не дошло. Некий, как было указано в протоколе, «коренастый гражданин с черными волосами и синим лицом…»

Мне показалось, что зрение начинает шалить. Синим лицом? Я протер глаза — все верно. «Синим лицом, небритым подбородком, одетый в широкий камзол…»

Выходила какая-то чушь. Добро, если бы сей документ составил гражданин д'Энваль из племени ирокезов. Но это писал не он, а сотрудник городского комиссариата! Уж там служат люди, знающие цену каждому слову!

Приходилось верить. Итак, «коренастый с синим лицом» спросил у гражданина Лепелетье… Нет, не так. Дотошный чиновник воспроизвел весь разговор — краткий, но поучительный:

«— Вы Лепелетье? Вы голосовали по делу Его Величества?

— Я подал голос за смерть.

— Негодяй! Ты мне и нужен!»

Для чего именно, стало ясно буквально в тот же миг. «Коренастый с синим лицом» выхватил саблю «из-под широкого камзола» и проткнул так и не съевшего десерт Лепелетье насквозь. Случившийся тут же хозяин ресторана гражданин Феврье попытался проявить патриотический пыл и задержать коренастого, но получил сильный удар рукоятью сабли по носу, после чего уже ничто не мешало владельцу широкого камзола беспрепятственно скрыться.

По показаниям хозяйки, Антуан Пари прибыл в гостиницу накануне, находясь в добром здравии. Правда хозяйку смутил странный цвет лица постояльца — синий словно тот был с перепоя…

Еще раз просмотрев документы, я сообразил что пропустил нечто важное и вновь вернулся к началу. Антуан Пари, дворянин, зачислен в Королевскую гвардию в 1784 году… Стоп, откуда он родом? Ответ я нашел тут же — будущий гвардеец родился в Бриньогане. Название мне ничего не говорило, и я пожалел, что не догадался купить карту.

Одна из свечей предательски мигнула и погасла. Я хотел зажечь новую, но передумал. Читать больше не стоит, да и главное я уже понял. И это главное…

Глоток граппа обжег горло. Я с трудом перевел дыхание. Меня не обманули — в бутылке оказалось именно то, что обещано. И вновь, как когда-то у костра, я понял, что огненный напиток не пьянит. А ведь кружка граппа способна свалить с ног королевского гвардейца! Такого, как покойный Антуан Пари…

Амару ждал меня в центре Вандомской площади возле полуразрушенного пьедестала, где когда-то поднимал копыта бронзовый конь Короля-Солнца. Я не помнил этих мест, но говорливый кучер успел подробно поведать и о разрушенном монументе, и о Клубе якобинцев, выходящем окнами на площадь, и даже о подземном ходе, когда-то прорытом под площадью: некий шевалье пожелал быть похороненным аккурат под копытами королевского коня. Очевидно, именно его кости, если, конечно, склеп уцелел, попирал сейчас башмаками гражданин Амару, кутавшийся в теплый длинный плащ. Утро действительно выдалось на диво холодным.

— Я получил вашу записку, — начал я. — Мы же договаривались…

Амару кивнул и поморщился:

— Все к черту! Сегодня чуть не подал прошение об отставке. К счастью, вовремя вспомнил, что с моей должности уходят только на площадь Революции…

Сама площадь Революции находилась в пяти минутах ходьбы, но я специально попросил кучера, чтобы тот объехал ее стороной. Смотреть на хитрое изделие доктора Гильотена не хотелось даже издали.

Чернявый нерешительно оглянулся.

— У нас на первом этаже кофейня, но вам там показываться не стоит. Мы и так нарушаем правила…

«У нас», очевидно, означало в Якобинском клубе, здание которого стояло совсем рядом. Спорить я не стал — пить кофе в подобном месте не тянуло.

Мы свернули налево и оказались на широкой улице, почти пустой, несмотря на то, что утро уже вступило в свои права.

— Давно тут не были? — усмехнулся Амару, заметив, как я оглядываюсь. — Да-да, та самая. Улица Сент-Оноре. Самый короткий путь из Консьержери до площади Революции. Через час здесь будет не протолкнуться.

Я понял — именно по этой улице возят смертников. «Связками», как скотину на убой. Где-то здесь проводит долгие часы мадам Вязальщица. Впрочем, она занимает место поближе к площади.

— Дом впереди видите?

Я пожал плечами. Дом казался совершенно обыкновенным, разве что излишне скромным для этих мест.

— Если это дорога на тот свет, то здесь, вероятно, проживает Цербер?

Амару бросил на меня быстрый взгляд. — Действительно не знаете? Или… Оставалось удивиться как можно естественнее.

— Здесь действительно квартирует Цербер. Друзья обычно зовут его Максимилианом Робеспьером. Вон, второй этаж — его окна…

Окна второго этажа оказались закрыты ставнями Внезапно представилось, как гражданин Неподкупный выглядывает в щелку в ожидании первой телеги с обреченными. Оттуда, со второго этажа, превосходный обзор…

Мы завернули в небольшое кафе. Амару здесь явно знали. Хозяин махнул полотенцем, и один из «мальчиков» принес нам полный дымящийся кофейник.

Я ждал начала разговора, но чернявый не спешил — цедил кофе, время от времени настороженно поглядывая по сторонам. Наконец он оставил чашку, наклонился через стол и впервые улыбнулся.

— У меня уже мания преследования, гражданин Шалье. Все кажется, что за соседним столиком сидит какой-нибудь дружок Шометта или Эбера, не к ночи будь помянут! Итак…

Он держал паузу, и я воспользовался этим, чтобы закурить. Амару хмыкнул:

— Вот видите! Смотрю и думаю, почему вы бросили трубку и перешли на «папелито». Гражданин Шовелен рассказывал, что подарил вам в Лондоне какую-то особую трубку из турецкой вишни…

Я не ошибся — тот, чей документ лежал у меня во внутреннем кармане, действительно курил трубку. Амару наблюдателен. Возможно, он заметил не только это.

— Меня подменили, — сообщил я, пуская кольцо дыма. — Я не агент Шалье. Я страшный роялистский шпион!

— К сожалению, нет, — Амару даже не улыбнулся. — Много бы я дал, чтобы вы были шпионом! Черт! Они что там, у д'Антрега, невидимки? Даже де Батц не смог до них добраться!

Спорить я не стал, но порадовался, что барон — из страха или из жадности — не был достаточно откровенен с чернявым.

— Я попросил вас прийти, гражданин Шалье, потому что дело зашло слишком далеко. Мы были согласны потерпеть месяц-другой, чтобы закончить операцию красиво. Но сейчас не до красоты. Сегодня утром я узнал что в Кобленце получили сведения о проекте «Лепелетье»…