Марина Линник - Реинкарнация

– Вы молитесь, грешите, потом каетесь, – продолжал Кромвель наступать на герцога, – ибо считаете, что тем самым вы сможете смягчить гнев Божий, умилостивить его за свои грехи. «Молись, и Божья благодать снизойдет на тебя», – вот что вы утверждаете. Лютер же всегда говорит, что божественную праведность мы получаем только следствием самой веры в Бога. Ни молитвы, ни пожертвования, а уж тем более индульгенция, не спасут душу человека. Нужна только вера!

Несмотря на то что в подземелье было почти темно, герцог внезапно отчетливо увидел горящие глаза бывшего советника. Он говорил с таким воодушевлением, с таким чувством, что Норфолка охватило смятение.

– Однако вы, видимо, забываете, советник, что Лютер явно не поддерживал кальвинистов и анабаптистов, хотя в основу их вероисповедания и легло его учение. Более того, он сурово осудил восстание во главе с анабаптистом Томасом Мюнцером, поддержав при этом решение Рима убивать участников, как бешеных собак.

– К тому времени уже завершалась начатая церковная реформа, и впадать в те крайности, к которым призывал Жан Кальвин, и полностью отказываться от церковных таинств, храмов и священников Лютер не стремился.

– Да, но при этом он утверждал, что благодать нисходит на человека, минуя Церковь, благодаря вере человека и воле Бога. Разве он не призывал к освобождению человека от власти Священной Церкви? Разве не по его повелению уничтожали и грабили монастыри, и не по его ли учению отменили целибат, призывая тем самым служителей Бога к разврату?

– Священник не вправе отпускать грехи и исповедовать. Только Бог может прощать людей и воздавать им по заслугам, – тяжело вздохнул Кромвель. Его начал уже утомлять бессмысленный разговор с герцогом, ибо он знал, что каждый останется при своем. – Возможно, не все получилось так, как хотел Лютер, ломая церковные устои. Мы не признаем чистилище и отрицаем роль Священного Писания в формировании канона, ибо считаем, что он был сформирован под руководством Святого Духа. Мы считаем, что только Библия, которую миряне должны читать каждый день на родном языке, является священной книгой и высшим авторитетом.

– Существуют разнообразные взгляды на толкование Библии, но лично я считаю, что высшим авторитетом может считаться только Папа, ибо он является неоспоримым наместником Бога на земле. Ваше крамольное учение о Боге перевернуло все мыслимые и немыслимые представления о Церкви. Вы отрицаете все таинства, сохранив только крещение и евхаристию, да и то в каком-то извращенном виде.

– Я не стану вас переубеждать, герцог, это действительно так, потому что крещение и евхаристия – это евангельские таинства, что касается остальных, то они – только церковные и не могут считаться полноценными… Однако, герцог Норфолк, позвольте мне прервать наш теологический разговор. Предоставим решать вопросы богословия нашим проповедникам. Вы ведь не за этим сюда пришли? Не так ли?

Герцог Норфолк прищурился и окинул взглядом стоявшего перед ним бывшего советника.

– Да, вы совершенно правы, господин Кромвель, – неприятный смех герцога эхом отозвался под сводами подземелья. – Прежде всего я хотел насладиться отрадным для меня зрелищем и, поверьте, получил большое удовлетворение от увиденного. Многие годы меня не отпускало желание видеть ваше унижение, а уж тем более – ваш конец. Хвала Господу нашему, моя мечта постепенно стала обращаться в реальность. Но я пришел к вам не только поэтому. Его Величество поручил мне довести до вашего сведения, что через неделю состоится суд над королевой, где вы будете выступать как главный свидетель. Так что советую вам напрячь свою память и ознакомить присяжных со всеми деталями дела.

– И в чем же вы обвиняете королеву? – поинтересовался Кромвель ехидным голосом. – Уж не в измене ли королю? Вы собираетесь поступить с ней так же, как когда-то с Анной Болейн? Вот только беда: Анна Клевская не развратна, чего нельзя было сказать о вашей племяннице. Да и с кем королева могла изменить королю, когда он каждую ночь проводит в ее постели?

– Не сегодня-завтра королеву сошлют в Ричмонд, где она и будет ожидать решения суда, – жестко парировал герцог. – А по поводу измены… у меня будут доказательства, не сомневайтесь в этом. И тогда я легко избавлюсь от королевы-протестантки, и корона перейдет к королеве-католичке, а моя власть над дряхлеющим Генрихом будет безгранична.

– Вы говорите о Катерине Говард? Не правда ли?

– Вы догадливы, мой милый друг, – снисходительно глядя на Кромвеля, легко согласился Норфолк. – Все идет по плану.

– Боюсь, вы заблуждаетесь, милорд: Анна Клевская не так проста и глупа, как кажется. Я бы посоветовал отнестись к ней с большим уважением.

– Она только женщина, причем некрасивая и неуклюжая, да и к тому же весьма посредственного ума. Королева мне не противник.

– Как знать, как знать, – задумчиво ответил Кромвель. – Может статься, что она станет вашим концом.

Раскатистый хохот лорда-казначея взлетел под хмурые своды подземелья и эхом разнесся по пустынным коридорам. Вдоволь насмеявшись, Норфолк уставился на бывшего советника с высоты своего нынешнего величия, непоколебимо уверенный в себе.

– Запомните: никому еще не удавалось заманить меня в ловушку. С Болейн произошла осечка, но такого больше не повторится. Вот только жаль, что вы этого уже не увидите, ибо сразу после суда над королевой состоится и ваш суд, и, будьте уверены, я сумею добиться для вас смертного приговора…

На столе стоял серебряный канделябр, мягкий свет мерцающих свечей которого освещал небольшую залу, служившую королю обеденной комнатой. Стены этого уютного помещения были украшены многочисленными шпалерами, пол устлан лавровыми листами, а в камине, облицованном цветным мрамором, несмотря на лето, потрескивал веселый огонь. В те далекие времена принято было считать, что дым благоприятно влияет на здоровье человека, а так как у Генриха оно сильно пошатнулось в последнее время, то он всегда прислушивался к советам лекарей и знахарей.

Посреди комнаты стоял массивный стол, вырезанный из хвойных пород дерева, вокруг него были расставлены высокие кресла и стулья, обтянутые отличной кожей. Сквозь окна дворца Хэмптон-Корт, расписанные геральдическими символами, струился лунный свет, придававший зале еще большую красоту.

За столом восседал Генрих, одетый в желтый кафтан, богато украшенный драгоценными камнями, в черной шляпе с белым пером. По правую руку от него примостилось юное, миниатюрное, не блещущее ни особой красотой, ни умом создание, имевшее зато… задорные зовущие глаза, пухлые губки и розовые щечки. Веселый, слегка развязный нрав и милый облик Катерины с первого взгляда покорили престарелого короля, искавшего после всех своих любовных неудач свежих чувств и ощущений. Он с обожанием смотрел на новую фаворитку. Его восхищало в ней все: и юность, и сила бьющей через край жизни, и доброта, и кокетливость, и обаяние, и та легкость, с какой она завоевала симпатии двора (правда, в основном мужской его части). Ее дерзость, а порой и бесцеремонность, вызывавшие неодобрение у дам, наоборот, приводили кавалеров в восхищение. Но Генриха мало волновало мнение двора. Монарх, обладающий (во многом благодаря реформам Кромвеля) абсолютной властью, не нуждался ни в чьем одобрении. Достаточно было того, что он чувствовал себя влюбленным, и эти внезапно проснувшиеся эмоции словно возвращали его к тем временам, когда он был молод и полон сил.