Алексей Шепелёв - Другая Грань. Часть 1. Гости Вейтары

Последнее, что помнил Женька перед тем, как потерять сознание — была ночная городская улица. А пришёл он в себя в незнакомом доме, на низкой и жесткой, но широкой кровати. Осторожно оглядевшись, мальчишка понял, что оказался в каком-то подвальном помещении. Вдоль стен стояли бочки и ящики. И совершенно неуместными казались в этом погребе кровать, на которой он лежал, да стол, за которым, сидя спиной к Женьке, увлеченно играл сам с собой в шахматы старик с длинными седыми волосами.

Женька приподнялся на локте и потряс головой. Не сошел ли он с ума на самом деле? На тренировке все было нормально. Потом был парк. Странные игроки. Солнечный Козленок. Скульптор Зуратели со своими пороками. Философствующий Белый кролик в кладовке. Ужасный Джинн Белью. Потом, кажется, был бег по ночному городу.

Неужели все это не приснилось, а было с ним на самом деле? Или он всё ещё продолжает спать?

— Как ты себя чувствуешь? — не оборачиваясь, спросил таинственный шахматист. Похоже, он не был сном.

— Где я?

— Ты в безопасности.

С этими словами шахматист обернулся и Женька понял, что сошел с ума окончательно и бесповоротно: старик оказался самым настоящим негром. Это было последней каплей. В горле что-то защипало, и мальчик понял, что сейчас заплачет, совсем как маленький.

— Ты не бойся, я тебе не сделаю ничего плохого.

— А я и не боюсь, — насуплено шмыгнул носом Женька. Реветь перед незнакомым негром ему совершенно не хотелось. Поэтому он нарочно грубо сказал: — А чего вы меня в эту каморку затащили? Говорите, "ничего плохого", а одежду отобрали…

Совершенно неожиданно негр смутился.

— Понимаешь, твоя одежда немного… влажная. Я ее сушиться повесил.

Он встал из-за стола и снял со спинки второго стула Женькину рубашку и штаны. А Женька просто остолбенел. Он вспомнил сначала про заклинание Зуратели, а потом почувствовал, что в туалет ему совсем не хочется. Только вот трусы были ощутимо мокрыми. Это что же, он при этом негре в штаны напрудил…

А ещё Женька вспомнил различные статьи о всяких маньяках, которые ловят детей, а потом над ними издеваются. На маньяка негр вообще-то не был похож, но мало ли. И потом, раньше в Женькиной жизни маньяков не попадалось. Зато сегодня…

Сначала — господин Зуратели, который тоже, кстати сказать, с виду маньяка ничем не напоминавший, потом — Джинн, теперь — этот негр. Женька весь сжался под пледом, и спросил:

— А чего вы со мной делали, что она такая мокрая?

— Хммм… Ну, скажем, лечил. Тебе как, уже лучше?

Женька пропустил вопрос мимо ушей.

— Лечили? Вы что, врач что ли?

Негр вдруг широко улыбнулся.

— Врач. И даже с правом практики в этом городе: бургомистр выписал мне патент на право оказания медицинской помощи. А с тебя мы снимали заклятие, которое мешало тебе… м-м-м… скажем так, нормально себя чувствовать.

— Заклятие?

— Ну да, заклятие. Обыкновенное магическое заклятье.

То, что никакой магии не бывает, Женька знал хорошо. Также хорошо, впрочем, он знал, что не бывает никаких Солнечных Козлят и Лунных Кроликов, а через дверь трансформаторной будки можно попасть только в трансформаторную будку…

Мальчишка незаметно ущипнул себя под пледом. "Вроде не сплю", — подумал он и задал первый же вопрос, который пришел ему в голову:

— А разве врач может снять заклятие?

— Смотря какое заклятие. Такое — может. Надо было всего лишь полить тебя водой.

Парнишка зябко передернул плечами.

— А как вы определили, что меня заколдовали?

— Это не я. Это мадмуазель Виолетта. Она — очень сильный маг-целитель.

А Женька вдруг почувствовал, что все недовольство куда-то уходит, а вместо него начинает нарастать интерес. Похоже, негр был неплохим человеком.

— Магов не бывает, — сказал мальчик не очень уверенно.

— Как это — "не бывает"? — негр вроде даже немного обиделся. — Да у вас в Риттерберге магов не меньше дюжины.

— В каком еще Риттерберге? — удивился Женька.

— Ну… — негр как-то странно поглядел на мальчишку и начал говорить медленнее и отчетливее. — Этот город называется Риттербергом. Ты что, забыл, как называется твой родной город?

— Мой родной город называется Киев. А этот город никакой не мой и не родной! Меня сюда скульптор заманил!

— Скульптор… Странно… И откуда, говоришь, этот скульптор тебя заманил?

Внутри у Женьки зашевелился маленький чертенок:

— Ну, если я правду скажу, то вы мне не поверите…

— Почему я должен тебе не поверить? Ты же скажешь правду.

— И вот так и поверите, что я пришел из другого мира?

— А… Ну тогда понятно, почему у тебя обувь такая странная.

Мальчишка даже не понял, обрадовался ли он такой реакции или обиделся.

— Почему странная? Нормальные кроссовки… А вы что, правда поверили?

— А чего тут такого? Перемещаться между мирами умеют немногие, но таких немногих не так уж и мало.

"Может, я в психушку попал?" — подумал Женька. — "Психов вроде водой поливают… Хотя… Наверное, в психушке меня не заперли бы в подвале со стеклянными банками. Вот порежусь и умру от потери крови — отвечать будут".

Негр между тем подвинул кресло к постели.

— Давай, рассказывай, как всё было.

"А чего мне терять?" — подумал мальчишка, и начал рассказывать…

Почему ей теперь вспоминалась Женькина история? Наверное, по контрасту с её собственной. Очень много зависти в жизни от случая, от везения. Можно сказать, у неё с Женькой одинаковая судьба: оба были похищены из своего мира, оба стали вампирами. Можно сказать, только это будет неправдой. Точнее — не совсем правдой.

Да, и её и его похитил Цураб Зуратели, злобный волшебник, выдававший себя за великого скульптора. Но если Анна-Селена, как и остальные жертвы безумного мага, была сразу превращена в статую для создаваемой по заказу риттербергского бургомистра грандиозной скульптурной композиции, то мальчишку почему-то заперли на целую ночь в одной из комнат дома чародея, и ему удалось бежать. Кстати, интересно, почему это его заперли? И что за чары такие, которые снимают не встречным колдовством, а поливанием водой? Женька темнил, не рассказывал просто и ясно, почему всё-таки не отвели сразу в мастерскую пред страшные очи драколиска. Действительно, страшные. Даже сейчас, спустя много дней, девочка не могла вспоминать огромные красные глаза без содрогания. Случись всё хоть немного по-другому, и они стали бы последним, что она видела в своей жизни. Хотя, если понимать слово «жизнь» буквально, то после этих глаз она видела совсем немного… И увидит ли ещё хоть что-нибудь?