Франсин Тун - Дочь ведьмы [litres]

Около десяти часов, когда Лорен уже крепко спит, раздается звонок в дверь и Найл вздрагивает на диване. Это снова полиция. Сегодня они, оказывается, обыскали лес и теперь осматривают полуразрушенный дом, получив наводку от молодой местной жительницы, которая наткнулась на него в лесу. Кирсти упомянула, что Диана выложила в социальные сети информацию, за которой последовали сотни репостов. Найл лишь смутно представляет, насколько бывает эффективен интернет. Полиция опрашивает мужчину, которого обнаружили в том доме. И еще они нашли… человеческие останки. Слова путаются у него в голове. Он цепляется за обрывки фраз. Останки женщины. Их уже доставили в лабораторию. Интересно, знают ли об этом Анджела и Малкольм?

Полисмен делает паузу. Его напарник молча наблюдает за Найлом.

– Мы сожалеем, что побеспокоили вас в столь поздний час, но мы и сами сейчас все на ушах. Хотелось бы побеседовать с вами до того, как сюда явятся репортеры и прочие.

Полисмен произносит это тихим мягким голосом.

– Окей, конечно, – отвечает Найл, пытаясь понять, к чему он клонит.

Они сообщают ему, что ДНК найденных останков не совпадает с ДНК Анн-Мари и что поиски девушки продолжаются. Он с облегчением выдыхает.

ДНК, по словам полицейских, совпадает с ДНК Кристины Маккей, его жены. Найл пытается как-то осознать услышанное, но пока плохо соображает. Он ковыляет на кухню и видит недопитую бутылку водки в бутылке под раковиной. Подумав немного, он наливает себе стакан.

– Найл, если позволите… – Голос полисмена напоминает ему устеленный ламинатом пол, такой же плоский и бесцветный. – Наша судебно-медицинская группа обнаружила останки – точнее, кости вашей жены Кристины. У нас есть ее ДНК, и совпадение абсолютно точное. Таким образом, ее статус изменился с пропавшей без вести на погибшую. И еще мы вынуждены с сожалением сообщить, что на ее черепе обнаружено повреждение.

– В тот день на ней было голубое платье…

– Следов одежды в подвале пока не обнаружено. Рядом с входной дверью лежал халат. Мы вынуждены сообщить, что, хотя у нас есть уже задержанный и он будет допрошен, вы тоже остаетесь подозреваемым в этом деле. Мы пока изучаем материалы ваших прежних допросов. Если хотите сделать какое-нибудь заявление, то сейчас самое время. Позднее мы, скорее всего, пригласим вас на еще одну беседу. Сейчас проводится экспертиза. А теперь в качестве потенциальной улики есть еще и это кольцо. – Они кладут на стол серебряное кольцо Кладдах в прозрачном пластиковом пакете. – Его сегодня передала ваша дочь. Но она утверждает, что нашла его раньше. Просто никому не рассказала. Не могли бы вы сообщить нам, Найл, принадлежит ли это кольцо вашей покойной жене Кристине?

– Да… – растерянно отвечает Найл. – Моя дочь, говорите? Почему же она мне ничего не сказала?

– Вы уверены?

Найл растерянно моргает.

– А другая ДНК? – говорит он. – Другая ДНК. Вы нашли? Ну, кого-нибудь еще?

– Да, мы обнаружили отдельные следы ДНК, но они обрывочные и неубедительные. По крайней мере это то, что мы имеем на данный момент. И хотелось бы взять свежий образец вашей ДНК.

Он едва сдерживается.

– У вас что же, до сих пор нет на меня всех материалов?

– Есть, конечно же. Но повторный анализ необходим для того, чтобы сверить все заново и убедиться, что мы на верном пути. Приносим вам наши искренние соболезнования, мистер Маккей, но надеемся, что вы найдете какое-то утешение в полученной информации, пусть и печальной.

Выходит, она ушла не так далеко. Она не бросила его.

– Мы обязательно сообщим, если появится какая-то новая важная информация. Пресса уже все пронюхала благодаря социальным сетям, так что, видимо, скоро к вам пожалуют репортеры. Но мы попросили бы вас пока не давать никаких интервью. Мы же тем временем подготовим официальное заявление и будем держать вас в курсе событий. И поймите нас правильно: нам хотелось предупредить вас как можно скорее.

Найл кашляет и морщится, как старик.

– Да, да… Извините меня, но для меня это слишком… тяжело. Ее нашли… во флигеле?

– Об этом мы побеседуем позже. Но у нас есть основания для подозрений… что ее там держали против ее воли.

Найл остается неподвижным, слова проносятся у него в голове, хлещут как кровь.

– Надо же, я совсем ничего об этом не знаю… Даже подумать не мог…

– Мы понимаем, что вам может понадобиться некоторое время. Надеюсь, вы понимаете, что нам сейчас нужно… понять, если есть какая-то связь между исчезновением Анн-Мари, – полисмен поднимает брови, – и исчезновением Кристины. Лично у вас есть какие-нибудь предположения?

– Нет, я ведь уже говорил. Не знаю, офицер.

– Тогда опишите ваши отношения с супругой.

– Мы любили друг друга, – говорит он. – Я очень сильно ее любил. – Глаза у него теплые и влажные. – И хочу, чтобы вы все это знали.

– А вы помните, кто последним видел Кристину живой?

В тот день на прием к Кристине приходила одна женщина, которая проживает на берегу моря, – Кларисса Эгберт. Кристина обычно сидела в пластиковом кресле, прием проходил в комнате без окон. Она располагалась в старом здании на площади, над сувенирным магазином. В этом помещении она проводила с пациентами процедуру оздоровительного таппинга [12]. Комната была лилового цвета. Найл сам выбрал такой оттенок, соорудил по краям полки для свечей и шкафчик для CD-плеера. Человек, сдававший эту комнату, был другом Сэнди и брал за нее чисто символическую плату.

– Спасибо за ответы, Найл. Мы знаем, что вас могли расспрашивать об этом и раньше, но часто ли вы ругались с покойной супругой?

Он смотрит на раздвижную дверь. Он хочет, чтобы дверь открылась. И вышла ОНА.

– Да нет, как и все пары, время от времени. Ничего выходящего за рамки.

Он вспоминает каждую ссору, возникавшую между ними, и это болью отзывается в душе…

Кристина временами очень сильно отдалялась от него. За те четыре года, что они прожили вместе, у них случались периоды скорее не раздоров, а тягостного молчания. Так происходило после его срывов, когда он, разозлившись, обзывал ее чокнутой, шарлатанкой, а однажды – он поморщился от этой мысли – даже обвинил ее в том, что она пользуется уязвимостью некоторых людей, играет на их слабостях. Вряд ли она когда-нибудь простила его за эти слова…

Он вспоминает книгу о волках, которую она очень любила. О волках и диких женщинах. Кристина могла днями напролет бродить по лесу одна, без него. Иногда, обняв Лорен, она говорила: «Хочу, чтобы она тоже стала дикой». И часто разводила костер.

На последнем месяце беременности они много спорили о том, как должны проходить роды. Ей хотелось «освободиться» от необходимости ложиться в больницу. Он знал, что на самом деле она просто боится. Она ела только натуральную пищу, называя любые добавки «химикатами» и считая их чуть ли не ядом. Она боялась, что на больничной койке ее заставят принять строго определенное положение. Боялась, что утратит контроль над своим телом. Она настаивала на домашних родах. Он же искренне возражал против такого подхода, взывал к благоразумию и сильно злился.