Роберт Маккаммон - Жизнь мальчишки [litres]

Откинувшись на спинку стула, отец даже открыл рот от потрясения. Мир закружился перед его глазами, и ему пришлось схватиться за край стола, чтобы не упасть.

– О господи! – прошептал он. – Господи боже мой! «Пойдем со мной… Данинадерк».

– Прошу прощения? – осторожно осведомился мистер Штайнер.

– Кто он такой?

Отец едва ворочал языком от волнения.

Ответил Ли Ханнафорд:

– Это человек, который убил Джеффа, если, конечно, именно мой брат покоится на дне этого проклятого озера.

И отец рассказал им обо всем, что случилось в то мартовское утро. Мистер Ханнафорд едва сдерживал ярость: он был настолько зол, что, казалось, вполне способен откусить голову кобре. Он едва притронулся к гамбургеру, но при этом выкурил одну за другой три сигареты.

– Мой брат, мой безмозглый брат, как мы догадываемся, пытался шантажировать его. На квартире Джеффа в Форт-Уэйне мы нашли его дневник, который был зашифрован, он писал его по-немецки. Я нашел этот дневник в мае, когда бросил работу в Калифорнии, чтобы отыскать Джеффа. Всего пару недель назад нам удалось подобрать ключ к шифру.

– В его основе оказалось «Кольцо Нибелунга» Вагнера, – заметил мистер Штайнер. – Очень и очень замысловатый шифр.

– Да, мой брат всегда сходил с ума от всяческой тайнописи. – Мистер Ханнафорд затушил очередную сигарету в тарелке с кетчупом. – Особенно когда был мальчишкой. Всегда зашифровывал свои записи. Так что обо всем мы выведали из дневника. Джефф шантажировал Гюнтера Данинадерка, вначале обирая его на пять сотен долларов в месяц, потом поднял цену до восьми сотен, а потом дошел до тысячи. Из дневника мы узнали, что Данинадерк живет в Зефире, штат Алабама. Под чужим именем, само собой. Джефф и его дружки-подонки помогли Гюнтеру достать новые документы, после того как он с ними связался. Но Джефф, как видно, решил получить дополнительное вознаграждение за свои услуги. В дневнике он писал, что скоро сорвет большой куш, соберет свои манатки и переедет во Флориду. Он написал, что отправится из Форт-Уэйна в Зефир тринадцатого марта. Эта запись в его дневнике была последней.

Ли покачал белокурой головой:

– Похоже, у брата совсем крыша поехала, когда он решил впутаться в такое дело. Кстати говоря, я, наверно, тоже спятил, потому что тоже тогда увяз во всем этом дерьме по уши.

– Увяз в чем? – переспросил отец. – Я не понимаю вас.

– Вам знаком термин «неонацисты»? – спросил отца мистер Штайнер.

– Если вы подразумеваете фашистов, то я знаю, о ком идет речь.

– Нет, неонацисты. Новые фашисты. Ли и его брат были членами американской неофашистской организации, которая действует в Индиане, Иллинойсе и Мичигане. Символом этой организации является татуировка, которую вы видите на плече у Ли. Джефф и Ли примкнули к наци в одно и то же время, но Ли через год покинул их компанию и перебрался в Калифорнию.

– Прямиком и переехал.

Ли зажег новую спичку и прикурил очередную сигарету.

– Я решил убраться от этих ублюдков как можно дальше. Видите ли, они убивают людей, которые осмеливаются утверждать, что Гитлер гадил отнюдь не розами.

– Но ваш брат остался в их организации?

– Да, черт возьми. И даже сумел выбиться в командиры одного из их поганых штурмовых отрядов, или как там это у них называется. И это мой брат, с которым мы входили в число лучших юных футболистов США, отстаивая честь школы!

– Вы еще не объяснили мне, кто такой Гюнтер Данинадерк, – заметил отец.

Мистер Штайнер переплел пальцы и положил их перед собой на стол.

– Я как раз подвожу свой рассказ к этому, мистер Маккенсон. Разыскав дневник брата, Ли отнес его на филологический факультет Индианского университета, где попросил оказать ему помощь в расшифровке записей. Один из моих друзей преподает там немецкий язык. Как только он сумел расшифровать фамилию Данинадерк, он немедленно переслал дневник мне в Северо-Западный университет в Чикаго. С сентября я взял эту работу на себя. Возможно, мне следовало объяснить вам, что я ректор филологического факультета и по совместительству профессор истории. А кроме того – и это играет важную роль в моей жизни, – я разыскиваю нацистских военных преступников.

– Повторите, пожалуйста, еще раз, – попросил отец.

– Нацистских военных преступников, – повторил мистер Штайнер. – За последние семь лет я помог выследить и арестовать троих: Биттриха в Мадриде, Савельсхагена в Олбани, штат Нью-Йорк, и Гейста в Аллентауне, штат Пенсильвания. Как только я увидел в письме фамилию Данинадерк, понял, что у меня появился шанс добавить к своему списку четвертого.

– Так он военный преступник? А в чем его преступление?

– Доктор Гюнтер Данинадерк руководил больницей в концентрационном лагере Эстервеген в Голландии. Он и его жена Кара производили селекцию заключенных, определяя, кто может продолжать работу, а кого следует отправить в газовую камеру.

На лице мистера Штайнера на мгновение появилась страшная гримаса.

– Именно эта пара в одно солнечное утро решила, что я еще имею право на дальнейшее существование, а моя жена – нет.

– Это ужасно, – подал голос отец.

– Ничего, я давно это пережил. Узнав об этом, я выбил Данинадерку передний зуб, за что провел год на каторжных работах. Но от тяжкого труда я окреп, что в результате спасло мне жизнь.

– Выбили ему передний зуб?

– Именно так. Я как следует ему врезал. Да, это была та еще парочка!

Лицо мистера Штайнера скривилось от мучительных воспоминаний.

– Мы звали его жену Птичницей, потому что она обладала коллекцией из двенадцати птичек, сделанных из глины, смешанной с пеплом из человеческих костей. А у самого доктора Данинадерка, который до войны работал ветеринаром в Роттердаме, имелась одна занятная привычка.

Отец с трудом выдавил из себя:

– Какая привычка?

– Он любил провожать заключенных в газовую камеру и, когда они проходили мимо, придумывал им имена.

Глаза мистера Штайнера были прикрыты: перед его мысленным взором проплывали видения ужасного прошлого.

– Он давал смешные имена, самые разные. Я никогда не забуду, как он назвал мою Веронику, мою прекрасную златовласую Веронику: Солнечный Лучик. Он сказал ей: «Полезай внутрь, Солнечный Лучик! Полезай прямо внутрь!» Она была очень больна, и ей пришлось ползти по собственным…

Слезы затуманили стекла очков мистера Штайнера. Он быстро снял их и вытер глаза. Видно было, что этот человек привык в любой ситуации держать свои чувства под строгим контролем.

– Прошу прощения, – пробормотал он. – Иногда я забываюсь.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Ли Ханнафорд моего отца. – Вы ужасно побледнели.

– Могу я… можно мне взглянуть на эту фотографию еще раз?